– Ну, старик, ты и загнул! – вмешался известный всему рынку попрошайка, который по совместительству подносил торговцам воду. – Шарфик-то новенький, не чета твоему рванью.
– Но-но… – неуверенно возразил старьёвщик. – Катись отседова. Ну, чего глазелки-то растопырил?
Бекки всё не выпускала из рук учебник. Ей хотелось незаметно заглянуть в середину, но продавец насупился и отобрал книгу.
– Не хошь – не бери, вот мой сказ!
Шарфика – полосатого, кашемирового – было жалко до слёз. Может, ей тогда показалось и в книге ничего не заклеено?
Рыночные завсегдатаи не оставили эту сценку без внимания.
– Да продай ты ему эту рвань, вишь, парнишке как надо! Лицейский… Никак для турнира?
Старьёвщик собрал в кулак куцую бородёнку, подумал.
– Эх, была не была! – тряхнул он седыми прядями с видом короля, жалующего нищему шубу со своего плеча. – Давай сюда монету. Мой орёл, твоя решка. Если решка – так и быть, забирай товар. Ну а уж ежели орёл… Тогда не обессудь, шарфик ваш будет наш.
Бекки знала, что её сейчас обжулят. Но почему-то сняла с шеи «полосатый кашемировый» и вместе с зеваками запрокинула голову, следя за полётом монетки.
Ну конечно, орёл… Продавец уже протянул руку за шарфом, но Бекки вцепилась в него, умоляюще посмотрела на болельщиков:
– А можно отыграться? Так нечестно!
Ей явно сочувствовали, а один прилично одетый господин с круглым румяным мальчишеским лицом даже отобрал у старьёвщика монетку и вручил её Бекки.
– Точно! – обрадовались зрители. – Пусть парнишка теперь сам подкинет. Ну, лицеист, кидай!
И тут ей в голову пришла отчаянная мысль…
– А давайте по-другому! Загадайте любое число… умножьте его на два… Прибавьте к нему…
Ну и так далее. Она не помнила, какие операции проделывал тот рыночный «везунчик» с весёлым чубчиком, и на ходу придумывала свои. Главное, не забыть, что получится в результате, после того как сократится задуманное (любое, всё равно какое) число.
– …Ну, поделили? А теперь от того, что получилось, отнимите своё число. Запишите на чём угодно… (Кто-то из публики услужливо подал карандаш и клочок бумаги.) И никому не показывайте.
Бекки вошла в роль, изо всех сил улыбнулась и запела:
– Везунчики-счастливчики! Если я отгадаю число, я выигрываю. Если нет – отдаю шарф. Идёт?
А толпа вокруг уже приличная. Круглолицый не уходит, смотрит на неё с любопытством.
Подражая парню с чубчиком, Бекки закатила глаза и проделала пассы руками.
– У вас получилось… В результате получилось…
Кто-то грубо пихнул её локтем. Приплюснутая кепочка… Кривая усмешка… С таким типом лучше не сталкиваться в тёмном переулке.
Властно, по-хозяйски отодвинув Бекки, Приплюснутая Кепочка бросил на коврик горсть монет.
– Я покупаю эту книгу. Сколько ты просил? Получай, здесь в три раза больше.
Старьёвщик похлопал глазами, растопырил жадные пальцы и сгрёб деньги.
– Покорно благодарю, господин хороший. А книга – вот она. Хорошая книга, ценная…
Бекки растерянно оглянулась на толпу зевак.
– В результате получилось «че-тыр-на-дцать»! – крикнула она. – Я выиграла… выиграл! Вы обещали!..
У соседнего прилавка с капустой застыл полицейский. Он давно посматривал в их сторону, но пока не видел нарушений.
– Вот твой ножик, – добродушно бормотал старьёвщик. – Ты ничего не потерял, так? А тут, парень, рынок. Кто больше дал, тот и покупатель.
Бекки умоляюще обвела глазами толпу, но зрители уже потеряли интерес к игре. Только один попрошайка поднял листок с числом, перевернул его и хлопнул себя по коленкам:
– Ёж те корень!.. А ведь точно, четырнадцать! Ай да парень!
Приплюснутая Кепочка быстро уплывала – вместе с книгой, в которой…
Бекки схватила ножик для резки бумаги и рванула вдогонку.
– Эй, постойте! Так нечестно! Я её выиграл, это моя книга…
Она перескочила через корзину с пирогами, чуть не сшибла Круглолицего и вцепилась в рукав наглого типа в кепочке.
– Это моя… то есть мой…
Тип обернулся. Не лицо, а маска. Мрачные глаза-щёлочки, тяжёлый взгляд. Не разжимая губ, бандит (а Бекки сразу поверила, что это бандит, а может, и убийца) лениво процедил:
– Ты вот что, парень… Давай кати отсюда. А не то…
И это «не то» было таким страшным, что Бекки подавилась словами – как будто ей в рот засунули кляп.
А тем временем в Ньютон на цыпочках прокрался Субботний Вечер. Он скользил по нарядной Торговой улице, шаркал по тёмным переулкам, кашлял и чихал, спотыкаясь и шёпотом проклиная горбатый мост Пифагора.
Вечер заглядывал в окна и приветливо кивал знакомым лампам.
Мимо «Кривого угла» он прошёл торопливо, так как не любил подвыпивших студентов:
– Кричат, тренькают на гитарах… Угомона на них нет!
Дверь в бар распахнулась – и вместе с табачным дымом на крыльцо выплеснулись музыкальные переборы:
Вечер зябко поёжился, словно его окатили холодной водой из ведра.
– Охламоны!.. – проскрипел он по-стариковски, выставив перед собой огромный чёрный зонт. – Совсем спятили! И куда только ихние родители смотрят?