Милый яд

Что, черт возьми, случилось с Ханной? Цыпочка верит, что домашнее счастье – это вязать рождественские свитера с твоим лицом. Еще раз, твоим лицом. Связаться с ней – это как застрять в эпизоде «Доктора Фостера», который, черт возьми, никогда не закончится. Даже ты можешь добиться большего. Давай там приходи в себя. Скатертью дорожка.

Думаю, именно здесь я должен сказать что-нибудь приятное в заключение. Какую-нибудь слащавую херню.

Здесь ничего не будет…

Я мог бы лучше справиться с тем, что меня бросили на твоих ступеньках. Между прочим, ты тоже мог бы помочь. В защиту нас обоих замечу, что трудно завязать отношения на хорошей ноте, когда они начинаются буквально с дерьмовой.

Но жить с тобой было не так уж отстойно, хотя Ханна, черт, это полный ахтунг. Я знаю, что со мной довольно ужасно иметь дело, но ты пытался. Я это замечал. Правда, замечал.

О, к черту это все.

Я не ненавижу тебя, Тейт.

Возможно, ты мне даже немного нравишься.

Увидимся в следующей жизни.

Может, там у нас получится стать настоящими братьями.

Глава восемьдесят девятая

= Тейт =

Ничто так не говорит о том, что вы достигли дна, как то, что персонал закусочной «Ворм Велкам», все меню которой состояло из дождевых червей, приветствует вас по имени.

– Мистер Маркетти. Снова вы, – Сэмми отошла от кассы.

Мистер. Я чертовски усердно работал над своей медицинской степенью, но не стал ее поправлять. Чем меньше она обо мне знала, тем лучше. Как бы то ни было, мне трудно переварить тот факт, что я часто посещал заведение, известное тем, что там подают существ, которые едят мертвые тела.

Колокольчик над дверью звякнул, когда она закрылась за мной. Я устроился за своим обычным столиком, натянув очки-авиаторы, когда солнечные лучи ударили мне в лицо.

Сэмми встала рядом с моим местом у окна. Мы оба уставились на детскую площадку через дорогу. Она положила ручку и блокнот в карман.

– Дайте угадаю: вы закажете воду в бутылке и проведете час в «Ворм Велкам», чтобы поглазеть на эту женщину, – розовая жевательная резинка прилипла к ее губам. Она высунула язык, чтобы собрать жвачку в рот. Хорошо, что в этом заведении водились только черви, потому что я фактически потерял аппетит. – Я должна заявить на вас за преследование, – добавила она.

А я должен заявить на вас санитарному инспектору.

Я сверкнул улыбкой.

– И упустить мои звездные чаевые?

– Звездные? – она усмехнулась. Между прочим, однажды я поскупился, когда у меня закончились наличные. При следующем посещении я тоже удвоил чаевые. Но Сэмми затаила обиду, как придурки с Уолл-стрит, которые прятали оффшорные банковские счета.

– Продолжите в том же духе, и на счете, который я сегодня оставлю, будет на один ноль меньше.

– Да, да, – она отмахнулась от меня. – Что я могу для вас сделать?

– Воду в бутылках.

Она изогнула бровь, как бы говоря: видишь? Кивнув, Сэмми вернулась с моим заказом, затем оставила меня в одиночестве пялиться на игровую площадку Галилео. Там было пусто, если не считать случайного прохожего, тушившего окурок на Нептуне. Я зажал в руке телефон и воспроизвел голосовую почту Келлана, что делал часто. Что понять, что Келлан попросил меня присмотреть за Чарли? Я знал, каким бы хотел услышать ответ – и получить разрешение быть с ней. Разрешение быть счастливым. Его благословение. Но еще знал, что Чарли была права. Наши проблемы исходили не от Кела. Они исходили от меня. Мне нужно было научиться принимать любовь. Потерять контроль.

Как по маслу, Чарли прибыла вместе с Роулинг. Я наблюдал, как она катала дочь Джоны на качелях перед «планетарными прыжками», как будто они были перекладинами, а она была Терри до трезвости. Мне стало интересно, знает ли она значение каждой планеты, и я понял, что больше не могу спрашивать. Я столько всего хотел делать с Чарли, но у меня не было возможности спросить. Она сказала, что между нами все кончено. И все же… Я почти подошел к ней. Я чуть не поцеловал ее. Я почти сказал ей, что люблю ее. Почти.