Милый Каин

В клубе было два зала. В меньшем обычно проводились занятия и анализировались сыгранные партии. В большой зал, основную часть которого занимали игровые столы, можно было попасть через главный вход прямо с улицы. При этом посетители проходили всего лишь через маленький вестибюль, один из углов которого был отгорожен ширмой. Там, в тесном закутке, решались основные административные вопросы.

В большом зале висела доска объявлений с расписанием турниров и таблицами, а вдоль одной из стен был установлен длинный стол с четырьмя компьютерами, находившимися в распоряжении членов клуба. В дальнем углу располагалась маленькая библиотека — несколько стеллажей с учебниками, справочниками и шахматными журналами. Здесь же, рядом с одним из окон, выстроились полукругом несколько потертых кресел.

Одна стена практически полностью была заклеена фотографиями с автографами людей, известных в шахматном мире, которые так или иначе были связаны с клубом или хотя бы когда-то побывали в этих стенах. Над фотографиями висел большой плакат с девизом Международной шахматной федерации, изящно выписанным золотыми буквами: «Gens una sumus».[14]

Рядом в серебристой рамке пристроился планшет с пергаментом, на котором один из старейших членов клуба вывел каллиграфическим почерком несколько строк из стихотворения Борхеса.

Хулио часто мысленно повторял эти слова.

Когда игроки разойдутся,Когда время поглотит их,Несмотря ни на что, ритуал не прервется.

Иногда у Омедаса действительно возникало ощущение, что шахматная партия никогда не заканчивается. Она представляет собой жизнь как таковую. Бытие отсчитывает время, отведенное тебе. Нужно всегда быть начеку, чтобы вовремя сделать правильный ход.

Директора клуба звали Лоренсо. Этот худощавый мужчина средних лет был личным другом Хулио. Он проводил в клубе почти все время и по праву называл это место своим вторым домом. Жена даже не ругала его за то, что он уделял ей гораздо меньше времени, чем клубу. Ей и в голову не приходило искать мужа здесь, чтобы гнать в шею домой, — в клубе он и так был дома.

Лоренсо готовил прекрасных молодых игроков и делал это с неизменной улыбкой на губах и в глазах — светло-серых, увеличенных толстенными линзами очков. Несмотря на то что выглядел он человеком загадочным и погруженным в свои мысли, усидеть на одном месте больше нескольких секунд было ему не под силу, если, конечно, не считать долгих часов, проведенных за шахматной доской.

И хотя говорил он очень мало, его почему-то прозвали Попугаем. Сначала это было уменьшительное от Лоренсо — Лори, затем — Попугай Лори, а потом и просто Попугай.

Николасу было явно не по себе, когда Хулио представил его взрослому человеку, назвав того Попугаем. Сам директор клуба демонстративно не обратил на новичка особого внимания и просто пригласил его сыграть по кругу несколько быстрых партий с ровесниками.

Юных игроков не пришлось долго упрашивать уступить очередь Николасу. Всем было интересно, на что способен этот новичок. Играли здесь в совершенно неформальной обстановке, азартно и с удовольствием. В таких тренировочных поединках было принято весело обсуждать ход игры и смеяться над собственными ошибками. Присутствие Нико несколько изменило общую атмосферу. Все взялись за дело всерьез. Очень быстро получилось так, что за столом все время сидел Николас, а другие игроки лишь сменяли друг друга.

Хулио тем временем отвел Лоренсо в сторону и вкратце рассказал о мальчике, которого привел в клуб. Он не хотел ничего скрывать от старого друга.

— Играть он явно хочет, но взял я его сюда с испытательным сроком. Парень непростой…

— Конфликтный?

— Что-то в этом роде. Я им сейчас занимаюсь, думаю, что общение с шахматистами-ровесниками пойдет ему на пользу.

— Ты только смотри!.. Мне проблемы не нужны. В конце концов, здесь шахматный клуб, а не комната игротерапии в детской психушке.

— Перестань. Парню нужно дать шанс. Он, кстати, меняется прямо на глазах.

— Все равно не понимаю, почему ты притащил его именно к нам.

— Он, между прочим, чертовски хорошо играет.

— Неужели?

— А ты сам посмотри.

В глазах охотника за талантами загорелся жадный огонек.

В течение двух часов Николас сыграл шестнадцать партий, из которых в двенадцати победил, а четыре свел вничью. Его партии действительно оказывались быстрыми. Нико был просто вне себя от счастья. Такой режим игры, считающийся утомительным, ему, наоборот, только придавал сил. Он ставил мат за матом, нависнув над доской, как маленький грозный бог.

Когда Лоренсо и Хулио подошли к столу, Николас играл против явно более опытного соперника, мальчика постарше, уже имеющего опыт выступления в турнирах. Нико обрушил на него всю свою наступательную мощь и заставил противника уйти в глухую оборону.