Но одновременно производители более чем когда-либо вынуждены быть привержены теории, в которую идея правильного состояния общества развивается в присущей ей среде последовательного, логически связного мышления благодаря упорной самокритике. В том, что общество раскалывается на классы, повинны и противники классового общества: между собой они делятся – по схеме разделения физического и умственного труда – на рабочих и интеллигенцию. Разделение это парализует практическую деятельность, от которой всё и зависит. Его нельзя преодолеть, просто этого захотев. Но пока те, кто профессионально занимается вещами духовными, сами всё более превращаются в техников, растущая непрозрачность капиталистического массового общества делает объединение тех интеллектуалов, которые еще таковыми являются, с теми рабочими, которые еще знают, что таковыми являются, актуальнее, чем тридцать лет назад. В те времена этот союз компрометировали представители свободных и товарооборотных профессий, которых не принимала промышленность и которые вследствие этого пытались обрести влияние за счет имитации бурной деятельности. Единство трудящихся рук и умов внушало успокоение, и пролетариат небезосновательно подозревал, что за призывами к главенству пролетарского духа, звучавшими из уст таких личностей, как Курт Хиллер{419}
, кроется некая уловка, которая позволила бы за счет одухотворения сделать классовую борьбу подконтрольной. Поскольку сегодня понятие пролетариата, непоколебимое в своей экономической сущности, технологически покрыто завесой мрака – так, что в крупнейшем индустриальном государстве не может идти и речи о пролетарском классовом сознании, – роль интеллектуалов заключается уже не в том, чтобы пробудить невосприимчивых к отстаиванию их наиболее очевидного интереса, а в том, чтобы сдернуть с глаз умудренных указанную завесу – иллюзию того, что капитализм, временно делающий их выгодоприобретателями, основывается на чем-то ином, нежели их эксплуатация и угнетение. Плененные им рабочие непосредственно зависимы от тех, кто еще способен узреть это и огласить. Соответственно, их ненависть к интеллектуалам претерпела изменения и приблизилась к господствующему здравому отношению. Массы не доверяют интеллектуалам уже не потому, что те могли бы предать революцию, а потому, что они могут желать ее: тем самым массы демонстрируют, сколь велика их потребность в интеллектуалах. Человечество выживет, только если полюса сойдутся.