Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни

(9) Прокруст.

Подавление мышления осуществляется при помощи практически неизбежной альтернативы. То, что гарантируется эмпирически, за счет всех тех мер по контролю, которых требуют конкуренты, неизменно позволяет даже самому ограниченному уму предвосхитить себя. Мукомольная машина настолько умалила масштаб постановки вопроса, что, как правило, из нее уже не получить ничего более содержательного, чем то, что процент заболеваемости туберкулезом в трущобах выше, чем на Парк-авеню. От этого выгадывает коварный саботаж эмпириков: сметчики ставят палки в колеса даже самой ими управляемой эмпирии и при этом показушно кривятся – мол, знаем, видали. А вот обратная ситуация: информация, которой так жаждут ученые, подвергается недооценке ничуть не меньше – и как раз потому, что она пока что не общеизвестна: «Where is the evidence?»[127]

И если свидетельств недостает, то перед нами как бы бахвальное и праздное мыслеплетство, в то время как исследование должно быть динамичным, точно репортаж. Эта фатальная альтернатива приводит к угрюмому пораженчеству. Наукой занимаются, пока за нее хоть сколько-нибудь платят – не веря при этом ни в значимость, ни в непреложность своих заключений. Если бы изменения в устройстве общества привели к тому, что среднестатистические показатели – в почитании которых формальная демократия отражается как всего-навсего суеверное убеждение исследовательских институтов – стали не нужны, всей этой ерундой давно бы бросили заниматься. Методы официальных общественных наук уже не представляют собой ничего, кроме пародии на бизнес, который подобную науку терпит, даром что она и нужна ему разве что для рекламы. Вся эта махина, состоящая из бухгалтерии, управления, годовых отчетов и балансов, важных совещаний и командировок вращается лишь для того, чтобы придать коммерческим интересам оттенок всеобщим образом необходимого, имеющего веские основания. То собственное движение, в котором пребывает подобная конторская работа, именуется исследованием лишь потому, что не оказывает серьезного влияния на материальное производство, не говоря уже о том, чтобы выходить за его пределы посредством критики. Research[128]

 – это такой процесс, в котором мировой дух играет сам с собой, но играет так, как дети играют в кондукторов, продавая билеты в никуда. Утверждения работающих на этот дух – им-де когда-нибудь удастся осуществить синтез теории и фактов, а пока что им просто не хватило времени, – это глупая отговорка, сама же себя и нокаутирующая молчаливым признанием превосходства обязательств практического толка. Напичканные табличками монографии вряд ли когда-либо можно будет через опосредующие мыслительные операции возвести в ранг теорий – а если и станет можно, то лишь в сардоническом смысле. Коллегиальная погоня за «доказательствами» социологических «гипотез» не имеет конца, точно дикая охота{417}

, поскольку каждая из подобных «гипотез», если в ней есть хотя бы толика теоретического смысла, пробивает тот самый растрескавшийся фасад примитивной приверженности фактам, обращающейся в исследование в своем требовании доказательств. То, что музыку невозможно постичь по радиотрансляции, – очевидно неглубокое теоретическое высказывание, но его претворение в research – к примеру, посредством указания на то, что восторженные слушатели некоторых серьезных музыкальных передач даже не запоминают названий потребляемых ими произведений, – является всего-навсего отходами той теории, которую оно призвано верифицировать. Даже если бы группа лиц, соответствующих всем статистическим критериям, и знала эти названия, это столь же мало способно было бы подтвердить опыт постижения музыки, как и само по себе их незнание – его опровергнуть. Регрессию способности слушать можно лишь вывести из общественной тенденции в сфере потребления как такового и определить конкретными проявлениями. О ней невозможно вывести заключение на основании произвольно отобранных и затем количественно обработанных актов потребления. Делать их мерилом познания – значит самому уже исходить из предпосылки отмирания опыта и, стремясь проанализировать изменение опыта, действовать «безопытно»; примитивное хождение по кругу. Research как беспомощное подражание точным естественным наукам, по сравнению с заключениями которых заключения наук общественных выглядят жалкими, в ужасе цепляется за овеществленный слепок с жизненных процессов как за гарантию своей правильности, притом что единственной соразмерной ему – и при этом несоразмерной самим research-методам – задачей было бы продемонстрировать овеществление живого на примере их имманентной противоречивости.