Мир Александра Галича. В будни и в праздники

В годы войны могила бывает и братская, а то и совсем остаётся человек без могилы, в разруху младенец обходится без колыбели. А пить на троих стали тогда, и покурить, случается, на пару, если курево закончилось, а денег нет. Из этого времени и «Вальс его величества», датировать который можно с точностью даже большей – написано после хрущёвских преобразований, но до брежневского повышения цен на спиртные напитки: поллитра – всегда поллитра, и стоит везде трояк.

Сколько она стоит, поллитровка, поменьше иль чуть побольше, и в справочники заглядывать ни к чему, посмотрите на этикетку такой бутылки, где пропечатано русскими буквами и цифрами: «Московская особая» 2 руб. 75 коп. без стоимости посуды, «Столичная» 2 руб. 95 коп. без стоимости посуды. А потом и поехало, и пошло, не перечислить. Но тогда – тогда как было просто. Утверждают, что входил жаждущий в винный магазин, смотрел на толпу себе подобных и возглашал: «Гуси-лебеди!» – «Га-га-га!» – откликались и лебеди, и гуси. – «Три по десять!» – «Да-да-да!».

«Три по десять» превратились затем в «по рублю», когда состоялась денежная реформа, но как начали пить «на троих», так и продолжали. Почему втроём, а не вдвоём, например, и не вчетвером, почему, наконец, не в одиночку? В одиночку пить неподъёмно тяжко, делают это в самом крайнем случае, говорить с бутылкой опасно, вдруг она да ответит.

Пьют от потерянности, умаления, каковые одиночество усугубит, не излечив. Это будто в анекдоте. Пьяный подходит к двери, звонит, думая, что пришёл домой. Из-за двери голос спросонья: «Чего надо?» – «А ты кто?» – «Я здесь живу!». Пьяный думает, что спутал подъезды. Спускается, идёт в другой подъезд, поднимается на лифте, звонит у двери. Из-за двери голос: «Чего?» – «А ты кто?» – «Я здесь живу!». Пьяный спрашивает: «А почему ты живёшь везде, а я нигде?».

Нет, в одиночку не пьют (каламбур, надеюсь, мне простят). Пить вдвоём – уничтожение смысла пития, не хватает кворума, вдвоём квасят, а не беседуют. Вчетвером – доза вроде бы и подходящая, а число нехорошо, фольклор чётных чисел сторонится, они таят опасность, то ли дело 3 или 7. Вот втроём самое то, доза и поболе привычных ста грамм, но и скидываться удобно (материальная сторона, впрочем, здесь только лишь производная), и разговор втроём интересней, живей, и демократизм налицо, любое решение, скажем, добавить, можно принять большинством голосов, и не зря партячейка, согласно партийному уставу, должна была насчитывать не менее трёх членов. Чтобы добавить, следует вновь скинуться по рублю и затем определить, кто идёт за добавкой. Тут нужен и достойный полного доверия, и не пьяный с лица, face control в магазине существовал и тогда, если продавщице что-то не глянется в покупателе, вероятен и face control, и лёгкий на ногу. Иначе будет как в анекдоте. Послали черепаху за выпивкой. Час её нет, два, три. Звери уже окончательно озверели, негодуют, честят её на чём свет стоит (опять-таки, прошу извинить за невольный каламбур). И тогда из прихожей голос раздаётся: «Я уж почти собралась, а будете ругаться, совсем не пойду».

А как, можно задать вопрос, делили 500 граммов на три части? Мензурками отсчитывали, портновским сантиметром вымеряли? Способы разные, один – размечает тонко, другой – на глазок берёт, но самый точный и эффективный способ – считать «бульками», получается точка в точку, хоть сдвигай стаканы и проверяй. Только вот сдвигать нечего, стакан один-одинёшенек, позаимствованный неподалёку, из автомата с газировкой, автомата, о котором сложена целая ода в стихах.

Вот к будке с газированной водой,всех автоматов баловень надменный,таинственный ребенок современный

подходит, как к игрушке заводной.Затем, самонадеянный фантаст,монету влажную он опускает в щелку,и, нежным брызгам подставляя щеку,

стаканом ловит розовый фонтан.О, мне б его уверенность на миги фамильярность с тайною простою!Но нет, я этой милости не стою,пускай прольется мимо рук моих.

А мальчуган, причастный чудесам,несет в ладони семь стеклянных граней,и отблеск их летит на красный гравийи больно ударяет по глазам.