Мир без Стругацких

Дальше, надо сказать, был не полёт, а чистое удовольствие. Во-первых, в нашу эпоху мы все так слепо доверяем электронике, что редко кому удаётся, словно морякам в океане или астронавтам в старых, ещё чёрно-белых фильмах, прокладывать маршрут по звёздам, и когда это получается, когда замолкают всевозможные писки, бипы и звоночки, вечно одёргивающие, чтобы мы, как несмышлёныши, не совались туда, где система лучше знает, как поступить, – тогда по-настоящему слышишь бесконечную тишину космоса и соприкасаешься с ней.

А во-вторых, насчёт экипажа я был прав. Когда от Сухогруза поступил нарочито неохотный приказ, о распрях все забыли, и в центре управления стояло еле сдерживаемое, звенящее возбуждение. Хорошее возбуждение, потому что корабельный люд думал сейчас не о себе, не о стыковочных рейсах в созвездии Сириус и не о премии по прилёте, а о том, чтобы спасти чужую жизнь. В непривычном молчании и сосредоточенности рулевой со старпомом вглядывались в пространство, и наконец Илья Ильич не удержался, восторженно крикнул:

– Есть!

Мусорщик и правда ждал нас – не совсем по тем координатам, что сообщались в вызове бедствия, потому что его, как лёгенькое судёнышко, уже снесло, но достаточно близко, чтобы мы смогли его рассмотреть. Только когда мы подошли совсем близко, наконец прорезалась связь.

Оказалось, что в двигательном отсеке мусорщика произошёл пожар; его с трудом погасили, разгерметизировав отсек, так что кораблик чудом не разметало по космосу теми обломками, которые он упорно собирал. Но из-за пожара доступ к основному двигателю оказался блокирован, и остался у них только резервный энергоблок в жилом отсеке, которого пока хватало, чтобы поддерживать систему жизнеобеспечения, но долго бы с ним не продержались. И хорошо, что успели послать вызов прежде, чем связь заглохла.

Экипаж мы взяли на борт. Для кораблика мы мало что могли сделать – только заявить на СКЦ, где его искать. Трое спасённых, замёрзших, потому что выставили в жилом отсеке минимальную температуру, чтобы продержаться подольше, пили наш кофе и благодарили изо всех сил, так что чувствовали мы себя уже не моряками, одураченными сиреной, а нормальными ангелами-хранителями. Точнее, так себя чувствовали люди. Инопланетники же просто испытывали удовлетворение от успешной и совершенно очевидно необходимой операции по спасению.

Всё было просто отлично, пока корабль не качнуло. Удивительное ощущение: на секунду мне показалось, будто нас и в самом деле подбросило на невидимой волне. Все замерли, ожидая повторного толчка и не понимая, в чём дело. Но больше ничего не случилось, судно вернулось к обычной кажущейся неподвижности.

Потом Илья Ильич случайно взглянул в иллюминатор и охнул:

– Братцы, а мы где?

* * *

Каким образом упакованные, лишённые жизни и запертые в экранированный отсек сместители ожили, так никто и не знает. Очевидно, какой-то из хитрых импульсов повредил блок контроля за грузом, который не отключили, нарушил защиту отсека – и…

После получаса лихорадочных подсчётов оказалось, что смотрящие на нас новые, неположенные светила складываются в созвездие Большого Пса. Это же показывали и приборы, которые сейчас не врали, ибо мы очутились далеко от зоны заносов…

С одной стороны, это было хорошо. Мы попали не к чёрту на рога, а в одну из ближних галактик. Всего-то двадцать пять тысяч световых лет. С другой…

– Трюм у нас экранированный, – почти ласково произнёс Сухогруз. Он глядел на меня. И остальные отчего-то тоже. Глядели очень выразительно. Центаврианские стажёры снова неведомым образом оказались в центре управления и тоже поедали меня глазами. И я даже не мог на них обижаться за такие взгляды, потому что по моей милости им теперь предстояло долго умирать в космосе. Как ни старайся, на двадцать пять тысяч световых лет ни топлива, ни еды у нас не хватит.

Отчего-то вспомнилась мне история про ледокол, который застрял во льдинах и не мог дозваться помощи. В конце концов оголодавшие люди дошли до каннибализма и первым съели помполита, поскольку он показался наименее полезным членом экипажа.

Что уж говорить о помощнике по полиморсосу…

Надо сказать, что стало мне по-настоящему худо. Не потому, что я боялся быть съеденным. В этот момент я бы с удовольствием отдал все свои кости вместе с кожей, только бы экипаж смог вернуться домой. Но даже до ближайшего беспилотного танкера, где мы могли бы позаимствовать топлива, путь был в тысячи и тысячи световых лет.

Терять мне, как вы понимаете, было нечего. Поэтому я нашёл где-то в недрах груди потерянный голос и пискнул – иначе это не назвать:

– Но ведь… если нас перенесло сместителем… Можно попробовать использовать его, чтобы вернуться обратно…

– Ах вот как, – Сухогруз заговорил совсем медовым голосом. – Вы желаете задействовать сместитель. Может быть, вы умеете с ним обращаться? Может быть, вы прошли специальные курсы по полётам в гиперпространстве? Может быть, вы даже знаете, на какую часть корабля этот сместитель нам, простите, нацепить?

Я решил, что если умру от стыда, то по крайней мере избегу страшной смерти от голода.