Мир без Стругацких

С годами гуцамов среди наших зявок выводиться меньше стало. Керим мне сразу говорил, зявка линяет в гуцама только тогда, когда мать в беременности волновалась или горевала. Неудивительно, что первые малыши все в боевых-то перелиняли, до единого. До того как их нашли, шестеро выживших маток дрейфовали к Солнцу на разбитом корабле четыре года – и не чаяли спасения, пока наши космонавты их не догнали и затормозили и к Земле не оттащили. А вот кто уже в Монтанае – ну, бывшем Новосёловском, а по справедливости сказать, так и в бывшем Фрайдорфе – родился, те, говорят, либо в учёных линяют, либо в строителей: матери кучно живут, феромонами делятся, вот новых маток и не выводится, как Керим сразу и обещал. А Сёсё поработала в милиции пару лет всего, потом её уговорили на станцию «Мир» пойти на сборку внешних объектов, гуцам четыре часа может не дышать и ультрафиолета не боится.

Корабль спасательный за ними пришёл – и восвояси ушёл. Посольство оставили, библиотеку оставили, записей оставили каких-то, три института теперь разбираются. А девочки наши, Нёсё с подругами, отказались возвращаться. Дети тут растут, взрослые дети – тут, все их погибшие тоже тут лежат, за Кара Асана, всех опустили из того корабля, до единого, всех положили в землю. Корабль сам тот, конечно, до сих пор по досочкам раскладывают, но то уже не моя печаль.

Я только обещание сыну дал, что присмотрю за погорелицами, не дам их обижать, научу, как на Земле жить. Я ведь хоть не биолог, как сам Керим, но уж как людям по-хорошему договориться, это не надо биологом быть, это ж совсем о другом.

Ну совсем немного страшного осталось. На суде Керим так сказал: если их не везти на Землю, то честнее сразу убить было. А если везти, ну куда ж я их должен был везти, как не к себе домой? И климат тут для них получше многих других, и всё ж, если вдруг я ошибся, говорит, Крым отгородить можно… Гуцамы же не плавают. Совсем.

Его оправдали в конце концов. Не сразу. Мы с женой, правда сказать, думали – осудят. Но времена уж другие, судили и нашим, и международным судами, но оправдали в конце концов. Отпустили домой.

Вышел он, стал с нами жить, в огороде работать. От сердца умер через год. Остались от него двое внуков у меня – Периде и Наиль-младший. Наиль – учитель в школе. А Периде – лётчица; испытывает гибридные самолёты. Грохоту от неё, даром что тихая девочка была! Вон опять летит. Звуковой порог переходит туда-сюда, туда-сюда.

А вот, было ещё. Приехали к нам года два назад кино снимать. Двое из Москвы и человек пятеро иностранцев. Все с камерами, фотоаппаратами. Волосатые все, в штанах до земли, широких таких, с карманами. Поснимали они своего кино в институте, поснимали на полигоне, в село приехали. Пришлось мне их водить.

А чего им тут снимать, кроме штанов-то? Село как село. Они идут, аппараты свои, как авоськи, свесили, отдуваются. Жарко. Тут из окошка цокольного в Клавдеевом доме чуть ли не под ногами у делегации высовывается сантехник наш, Чёнсё, злой-презлой, в лапе тросик, и мне говорит:

– Наиль агъа, о ерни беш йылдыр темизлемегенлер![11]

Делегация как шарахнется!

Я ему отвечаю:

– Бу лакъырды ярынгъадже беклеп оламазмы?[12] – Он кивает: понял. И такой – раз, и спрятался. Этот, московский, ко мне поворачивается и спрашивает, дурака кусок:

– И многие у вас тут на языке пришельцев разговаривают?

Второй московский его за рукав так подёргал, отвёл в сторонку, видно, объяснил.

Но так подумать – а кто в Крыму не пришелец? Все когда-то пришли сюда, кто откуда. С юга ли, с востока ли. Чтобы прямо сверху – такого раньше не бывало, конечно.

А как маленькие зявки изюм любят! Одно время думал я часть винограда Якову, Артемидину мужу, отдавать, на вино, но подумал и не стал. Всё съедаем так. Не остаётся.

Николай Караев

Аксёнов, Василий Павлович (статья из Всесправа сети «Интер», доступна на 126 языках)

Василий Павлович Аксёнов (ш. Bazz Axyonow, 20.08.1932, Казань – 06.07.2009, Москва) – советский писатель-фантаст, прозаик, поэт, драматург, сценарист, переводчик и педагог. Шестидесятник, один из участников Большого Поворота, Гроссмейстер НФ (1995).

Детство и юность

Василий Аксёнов родился 20 августа 1932 года в Казани в семье Павла Васильевича Аксёнова (1899–1991) и Евгении Соломоновны Гинзбург (1904–1977). Отец – председатель Казанского горсовета, член бюро Татарского обкома КПСС. Мать – преподаватель в Казанском педагогическом институте, затем заведующая отделом культуры газеты «Красная Татария». В 1937 году родители арестованы и осуждены на 10 лет тюрьмы и лагерей, четырёхлетний Вася Аксёнов отправлен в детский дом, потом воспитывался в семье дяди, пока мать, вышедшая в 1947 году из лагеря и жившая в Магадане, не добилась разрешения на приезд сына на Колыму. См. «Огонь», единственный нефантастический роман Аксёнова (написан 1975, издан 1982).