Мир Чаши. Дочь алхимика

Тот приосанился:

— Я — рыцарь Расколотого Холма и нахожусь у этого оплота Корнеедов, дабы извести его с лица земли. Право же это дано мне мной, ибо здесь я — Закон!

— А знает ли о ваших делах корона? — все тем же голосом, от которого, казалось, индевела броня, спросила Жозефина.

— О, корона!.. Я послал гонцов, и вскоре сюда пришлют отборные войска, с тем чтобы очистить землю от этого презренного и в высшей степени поганого порождения Корней!

— Воистину любопытно, что именно сделает корона, узнав про подобное самоуправство, — отсечет голову, повесит или велит четвертовать… — и придавила еще: — Если господин рыцарь Расколотого Холма не желает стать рыцарем Расколотого Черепа — рекомендую ему немедленно посторониться и, кроме того, вспомнить, что в своих владениях Карн властен поболее, чем сам король.

Побагровевший рыцарь вцепился в рукоять меча: подобное обращение не напрямую, а как бы говоря о ком-то, сказанное подобным тоном, было оскорблением сколь страшным, столь и тонким, но кое-какого этикета нобелёнок, видимо, понахвататься успел.

— Только ваш пол и ваша молодость спасают вас от немедленной позорной смерти! Если бы вы были мужчиной, я бы уже бросил перчатку вам в лицо!

По-змеиному улыбаясь — роль надо сыграть до конца, — Жозефина вытянула из-за пояса собственную перчатку и помахала ею в воздухе.

— Я вполне могу сделать это сама, и вам придется ответить.

— Нет! — провозгласил рыцарь. — С вами я драться ни в коем разе не буду. Выберите поединщика из своих людей!

— Парни, — она повернулась влево, вправо, ловя взгляды северян; Фердинанд сидел тихо, готовый мгновенно выставить Щит, если у рыцаря все же найдется какой-нибудь магический талисман, — кто хочет размяться? Только не до смерти — отвечай потом за него…

Размяться, а заодно научить нобелёнка уму-разуму (хоть какому-то!), желали все. Моментально кинув жребий на обычных монетах, под шутливый ропот: «У, и с госпожой спать ему, и драться за нее тоже ему!..» — Уиллас выехал вперед, заставляя коня красиво изгибать шею, и встал, чуть заслоняя госпожу.

— Итак, — кивнув своему бойцу, де Крисси вновь обратила ледяной серый взор на «расколотого рыцаря», — условия таковы: если мой человек побеждает, вы снимаете осаду и уходите, и более никогда ваша пята не тревожит земли Карна.

— Хм… — Все-таки не все мозги покинули череп его отца: рыцарь оценил противника хотя бы и тогда, когда тот уже показал готовность к бою. — Вы же туда направлялись, да? Сходите, и если вернетесь живыми из этого гнездилища поганого колдовства, то всенепременно исполним нашу договоренность. Сейчас же мы не готовы: мечи не точены, обедать не обедали… в общем, за проезд к замку — по серебряной монете с каждого. Деньги пойдут на укрепление моей армии и благое дело победы над заклинателями Корней!

Тут нервы Жозефины, которая легко прощала слабость, но не мелочность и лицемерие, не выдержали. Кратким напряжением воли она собрала всю палитру нобльских чувств и витающий над отрядом эмпатический фон — воинское презрение, ощущение не то что превосходства, а просто громадной разницы миров нормального человека и этого… хм… существа, свила в тугой клубок и, обратив в волну, накрыла ею «расколотого рыцаря». Любой достаточно опытный эмпат умеет не только ощущать чужие чувства, но и передавать свои собственные, и уж этого опыта, в отличие от магического, у девушки было в достатке.

Волна ударила в рыцаря, перемешивая его собственный фон в мутное нечто; его разум, и без того шаткий, поплыл в ней; незадачливый борец с родом заклинателей, удивительно метко окрещенных им «Корнеедами», как стоял, так и упал мягким местом в землю и, хихикая, принялся водить руками перед собой, что-то хватая.

— Серебряные дракончики, — бормотал он, — серебряные дракончики… ух, какие… — и снова заливался смехом.

Выбравшиеся из палаток и отвлекшиеся от костров воины — по большей части вчерашние селяне — круглыми глазами смотрели на происходящее.

— И не забудьте: вы обещали мне поединок! — с этими словами Жозефина дала своей кобыле шенкелей, и вся шестерка, на скаку растягиваясь в линию, перемахнула низенькое заграждение и, пролетев по мосту, остановилась перед воротами. Высеченная на них — или выращенная прямо из камня? — морда неведомой твари Корней раскрыла пасть и пророкотала глубоким, действительно каменным голосом:

— Назовитесь.

— Жозефина де Крисси с отрядом.

— Жозефина де Крисси с отрядом, — повторила морда, будто бы говоря вовнутрь себя, и снова обратилась к пришедшим: — Войдите, — и многопудовые каменные плиты, образующие створки ворот, медленно и беззвучно поехали в стороны; Жозефина тронула коня вперед, едва получившаяся щель стала достаточной для конника. Как только последний конь перенес заднее копыто на красноватые плиты двора, створки куда быстрее вернулись на свое место и, едва они сомкнулись, защелкали скрытые в их толще запорные механизмы. Последним гулким аккордом легли на скобы два поперечных засова толщиной с человека.