Мир Чаши. Дочь алхимика

— Остроумно… очень остроумно… да, без сомнения, это работа Реннана — только он мог такое придумать… Не советую тебе надевать его, дорогуша. — В глазах старухи наконец-то мелькнуло что-то кроме усталости и ненависти, и оно было подозрительно похоже не то на веселье, не то на удовлетворение. — Ха… Спасибо тебе. Наши роды мертвы, а ты принесла мне сразу две хорошие вести. Теперь я могу уйти; уйти спокойно.

— Как он работает?

Снова смех — звонкий, колокольчиком.

— Это ты должна понять сама. Дети всегда разбирают наследие своих отцов…

Всей кожей ощущая, как уходит отпущенное на разговор время, девушка взмолилась:

— Назовите хотя бы имя вашего рода!

— Зачем тебе? — Теперь вокруг старухи росла и росла отрешенность — после стольких лет безнадежного ожидания она наконец готовилась уйти туда, где встретит Покой. — Нас больше нет.

— Я хочу знать род моего отца, — был жесткий ответ. — Я хочу, чтобы это имя жило на земле.

— Орбо, — равнодушно бросила старуха.

— Его можно вернуть? — задала Жозефина самый важный вопрос. Мерцающие глаза, смотрящие в не здесь, приняли ее взгляд.

— Я знаю, где мы с ним встретимся.

— Хотела бы и я с ним встретиться при жизни…

— Да разве это — жизнь? — жест рукой, обводящий изуродованный, осиротевший холм, застывший в вечном беге хаос потоков Силы, и их самих — двух Матерей двух родов, один из которых погиб, а второй угасал.

— Где встретитесь? — Сердце отстукивало последние мгновения, и каждое слово из призрачных уст было ценнее любой, даже самой редкой магической книги.

— Расскажи, каким был герб твоей матери, — с безмятежной улыбкой попросила Мать рода Орбо, будто не услышав обращенного к ней вопроса. Жозефина молча показала ей гербовой перстень. — О, вот как… Он все-таки нашел своего Единорога. Спасибо… — Не переставая смеяться, призрачная фигура начала распадаться, исчезая, уходя туда, куда не может заглянуть живой…

— Передайте, что я его жду! — крикнула Жозефина вслед уходящей старухе. С нее словно опадали внешние, похожие на светящийся туман слои, а когда осталась только опалесцирующая середина, похожая на бутон, она расцвела поверху желтовато сияющим ореолом и втянулась, уйдя куда-то вниз, в холм. Истаял разлившийся в воздухе смех, и оплетающие и пронизывающие все вокруг потоки задвигались вначале будто сонно, лениво, потом же вовсе стали останавливаться, замирать, укладываться и уходить глубоко вниз; за какие-то мгновения замкнутый хаос струящихся потоков превратился в несколько замерших ручейков да пару изогнутых коряг, торчащих со дна и начисто обглоданных. Несколько жалея об утрате столь дивного места и искренне радуясь за старуху, наконец узнавшую что-то о сыне и обретшую свой покой, Жозефина медленно опустилась в середине плато, скрестив ноги и подобрав под себя пятки — чтобы под красной луной попрощаться с этим местом и помолиться всем обитающим здесь Силам о встрече с отцом.

Луна покинула небосвод, кровавой каплей упав за зубчатый край леса, и девушка поднялась, двигаясь четко и со смыслом, как в ритуале, все еще охваченная нездешностью этого разговора, чувством скольжения над реальностью — которое ей еще предстояло испытать не раз: так говорило сердце, а она уже привыкла к нему прислушиваться.

Встряхнуться и вернуться в вещный мир ей помогло радостное уханье северян, завидевших ее на тропе.

— Давай сюда мои пять медных, у, слабодушный! Я ж говорил, ниче с ней не станет, наша госпожа не лыком шита! — донес ветер слова одного из бойцов, и Жозефина улыбнулась, вновь ощущая всем своим существом протянувшиеся к ней теплые токи.

Почти сразу к окружившим девушку северянам подскочил и Фердинанд — подскочил в буквальном смысле, упав со своей сосны и оттолкнувшись от земли упругим гуммиарабиковым мячиком. Он возбужденно заговорил, сразу как только оказался рядом, и продолжал весь путь до деревни:

— Не то чтобы это был призрак в привычном смысле, это не отпечаток личности, а душа и все, кроме материи, составлявшей это существо, да. Тот самый случай, когда воля сильнее всякого притяжения… могла сказать свое слово в последний момент жизни, вредная же была бабка… Оставалась на месте и жила за счет тяги Силы с Корней, место-то наработанное, а у нее, как главы рода, и вовсе особые преференции были…

Под звездным небом отряд доплелся до трактира и по слову Жозефины почти разом провалился в сон, оставив только двух дозорных. Даже Фердинанд, все еще пытавшийся что-то рассказывать, заснул, едва почувствовал под собой соломенный матрас.

А ночью она впервые увидела во сне огненный горизонт…

Утром, заказывая у трактирщика завтрак — каша, лепешки и молоко, — Жозефина поинтересовалась, правда ли Карн осажден.

— Ну, осадой это не назвать, — поморщился трактирщик. — Сидит там под стенами смутьян один, из нобельков, с десятком своих упырей.