Мир до и после дня рождения

— Добрый? Значит, то, что я слышала прошлой ночью, ты называешь добротой?

Ирина опустила голову:

— Ладно. Наши отношения — изменчивые. Но в них столько огня!

— Он предал тебя! Может, я понимаю не все слова — он использовал столько отвратительных вульгаризмов, которые я и учить не желаю, — но мне было достаточно слышать, каким тоном он это говорит. Ты должна знать, я никогда не позволяла твоему отцу так со мной разговаривать. Между нами не все было гладко, но он знал, что существует черта, которую он не имеет права переступать.

— Он перешел не одну черту, включая романчики с ассистентками и старлетками, которые заводил, едва вырывался из дома. Но к Рэмси это не относится! У него ничего нет общего с папой!

— Ты пытаешься сменить тему, потому что она тебе неприятна, так? Напоминаешь мне об этих шлюшках, чтобы не обсуждать события прошлой ночи! — Раиса подошла и встала рядом с дочерью. — Он оскорбил тебя! Где твоя гордость? То, что доносилось вчера из твоей комнаты, слышно почти из каждого дома в округе. Пьяный, орущий муж, не имеющий совести и уважения, прежде всего к жене.

— Послушай, — сказала Ирина, оглядываясь и принюхиваясь. Она не раз представляла себе этот разговор, но в ее воображении она сама оставалась спокойной. — Что ты такое говоришь? Что я должна развестись? Потому что ты знаешь его лучше меня, которая знакома с ним семь лет?

— Если ты еще сохранила способность соображать, ты, как можно скорее, поедешь к Лоренсу и будешь молить о прощении. Объяснишь, что у тебя был этот самый, что-то там среднего возраста, как американцы его называют, какой-то приступ, кажется. Скажешь, что поступила глупо, что мечтаешь вернуться!

Ирина смотрела на мать с грустью и непониманием. Кто в их семье и был человеком волевым, так это Раиса, и, значит, она никогда не изменит вынесенного решения, вне зависимости от того, сколько лет моногамной преданности и терпения продемонстрирует Рэмси Эктон. Несмотря на то что мать осуждала ее в мелочах — например, когда в прошлом году она вытерла рот льняной салфеткой после борща, черт, салфетка ведь для этого и кладется на стол, — предыдущие их стычки были лишь мелкими ссорами. На этот раз все было серьезнее. Это раскол. На английском все эти слова схожи по звучанию, но значения у них совершенно разные.

Ирина вскинула руки.

— Жаль, что он тебе не понравился, — сказала она и, резко повернувшись, вышла из кухни.

Ей в спину врезались слова матери:

— Я не могу смотреть на эту трагедию и молчать!

Было очевидно, что мнение дочери она не разделяет, но добавить к сказанному ей больше нечего.

Теперь, когда концерт на кухне наконец был закончен, Татьяна позволила себе выбежать в коридор, где столкнулась с сестрой.

— Кулебяка! — громким шепотом проговорила она.

О боже, вот что это был за запах.

Виноватый вид всех сидящих в гостиной подтвердил, что закрытый процесс показательной порки все же собрал аудиторию, как и задумала Раиса. Только Рэмси, казалось, ничего не замечал, так он был увлечен новой игрой «Чемпионат мира по снукеру 1999», которая уже изрядно надоела детям. Грубый, назидательный тон тещи, хотя она и говорила по-русски, а также постоянное упоминание с верно расставленными акцентами имени Лоренс и робкие, короткие ответы Ирины, в которых часто звучало Рэмси, делало речь Раисы понятной, а попытки жены защитить мужа почти прозрачными.

Ирина подошла к Рэмси и положила руки ему на плечи, он же при этом ни на миг не оторвался от экрана телевизора.

— Ой, лапочка моя, такая классная штука эта игра! Так, подкрутим, вот сюда… И звуковые эффекты супер!

На экране фигурка ее собственного мужа убирала мячи со стола под любимую мелодию «Чокнутый снукер». Рисованный Рэмси в жемчужного цвета жилете выглядел суровее и совсем не улыбался, в отличие от по-идиотски хихикающего прототипа, сгорбившегося на полу над пультом. Художники сделали его лицо чуть более вытянутым, чем на самом деле, да и волосы выглядели более седыми, увы, в игре он был больше похож на старую, умудренную жизнью птицу.

Хуже всего то, что для скрытых целей Рэмси эта схожесть не была ему на пользу. Высоко вскинув голову, Раиса прошествовала в гостиную и окинула презрительным взглядом экран. Зять сделал этот подарок на Рождество лишь для того, чтобы повеселиться самому, все происходящее на экране виделось ей плохим мультипликационным фильмом.

— Ой, — сказал Рэмси, повернувшись к теще, — самое приятное в поездке домой на Рождество возможность поболтать с матерью.

В этот момент из телевизора послышался стук врезавшихся друг в друга шаров и закадровый голос Дениса Тейлора: «А вот и один из знаменитых лихо закрученных ударов Рэмси Эктона!»

Однако Раиса не дрогнула, услышав имя зятя, и одарила его ледяной улыбкой.

— С тех пор как Ирина живет в Англии, я вижу ее раз в год. И на этот раз у нее столько перемен, да? Нам есть что обсудить.

Рэмси потянулся к Ирине, встал и обнял ее за талию.