Как-то так само собой получилось, что вечером после всего, когда Рыжий дочитает газету, сам себе негромко скомандует: «Отбой», — встанет выключить свет и снова ляжет, они начинают разговор. Он сам не ждал, что сможет говорить об Амроксе, и что Рыжий умеет так слушать. Вроде и не расспрашивает, а ты всё сам ему рассказываешь. Не прост Рыжий, ох, не прост. И Новенький о нём хорошо говорил, будто знал его раньше. Откуда? Но в камере за расспросы можно было легко схлопотать от Старшего. «Что было, забудь, как не было», — у Старшего это всегда подкреплялось ударами по губам спросившему и ответившему и по ушам слушающим. И поговорить получалось только ночью шёпотом, губами к уху, или когда вдвоём дневалишь, а остальные на работе. Ну, и обмолвки ещё. Когда говорят, то, да, проговариваются… Многое узнать можно.
Тихоня остановился посреди двора и, запрокинув голову, стал рассматривать блестящую как эмаль голубизну. Когда он в последний раз вот так смотрел в небо? В Амроксе? Да, похоже, что там. Или нет, у какого-то из хозяев был сад во дворе, вот там, наверное, а потом уже только потолки.
— Не спи, — подтолкнули его в спину.
Тихоня вздрогнул и обернулся. Тумак?
— Тумак, смотри, небо какое!
— Только увидел, что ли ча, — добродушно хмыкнул Тумак и хлопком по плечу развернул его лицом к гаражу, — работа
ть беги, а то Рыжий заругает.— И ввалит, — бросила, проходя мимо, Нянька, и крикнула ему уже в спину. — А я добавлю.
В гараже после залитого солнцем двора сумрачно, несмотря на горящие под потолком мощные лампы, и пахнет бензином и масла
ми. А Рыжий… а Рыжий где? Обычно, как ни зайдёшь, он либо в моторе копается, либо под какой-то из машин лежит, а сейчас… Тихоня растерянно затоптался у порога.— И кого ищешь? — насмешливо спросили из угла.
Да вот же он, чего-то на угловом верстаке мастерит. Тихоня радостно улыбнулся, но сказать ничего не успел.
— Если Трёпку, то её здесь нет, и не будет, — голос Гаора стал угрожающим. — И держись от девки подальше. Она уже в сок вошла, доиграешься до греха, никому мало не будет.
Тихоня сначала растерялся, но тут же разозлился.
— Тебе можно, а мне нельзя?!
— Чего? — очень спокойно, угрожающе спокойно спросил Гаор. — Я с ней не играюсь.
— Ну да, ты по посёлкам ни одну не пропускаешь, — начал заводиться Тихоня. — А мне со двора ходу нет, и тебе дорогу не пересекаю, так чего? С кем мне ещё… играться? С мужиками? Так я нормальный! Ты вон тоже…
— Тебя заткнуть или сам? — остановил его Гаор.
Тихоня понял, что сам себя загнал к краю и замолчал. А Гаор, глядя на него, ещё красного от злости, но уже испуганного, кивнул и тихо сказал:
— Иди сюда, не для крика разговор.
И когда Тихоня нехотя, но подошёл, продолжил:
— Нельзя тебе этого. Ты-то ещё остановишься, а Трёпка удержу не знает, заведёт тебя, и всё, — и повторил: — Нельзя.
— Почему? — так же тихо спросил Тихоня.
— Ты «пойла» много пил? — ответил вопросом Гаор.
Тихоня растерянно кивнул.
— Да, от него…
— От него много чего, — не дал ему договорить Гаор. — И дети от него рождаются без рук, без ног, без мозгов. Вот родит Трёпка такого, и что? Ну, дитё… понятно, на утилизацию сразу. И на девке клеймо, что урода родила. И на тебе… А кому это надо? Понял?
Тихоня медленно кивнул. Но всё-таки спросил:
— А ты?
Гаор усмехнулся.
— Я всего-то три раза и пил. И то, трясусь, что там будет. Тебе сильно свербит без этого?
Тихоня неуверенно пожал плечами.
— Да нет вроде. Но… я как все хочу.
Гаор внимательно оглядел его и резко встал. Тихоня невольно отшатнулся, но Гаор и не собирался его бить. Не за что. Ни в чём пацан не виноват.
— Это да. Конечно, это надо, чтобы чего другого не подумали. И Трёпка тебе в самый раз будет, да вот… — и вдруг улыбнулся. — А это я со Старшей Матерью поговорю. Ей и знать это надо, и Трёпке она всё разъяснит. Ладно, пацан, давай легковушку помой пока. Чтоб сверкала.
И быстро вышел из гаража. Тихоня озадаченно посмотрел ему вслед: легковушку они вдвоём только-только отмыли, отладили, но… раз сказано, значит сказано. Рука у Рыжего тяжёлая. И скорая. Так, может, не мыть, а «полиролью» протереть? Для блеска и форса. Ну да, сказано же было, чтоб сверкала. А сверкать и блестеть… рядом слова, а различны. И он взялся за дело, крутя в уме эти такие близкие слова.
Няньку Гаор нашёл в одной из вещевых кладовок.
— Старшая Мать, — с ходу начал он. — Поговорить надо.
Нянька через плечо оглянулась на него и кивнула.
— Раз надоть, то ко мне пошли.
И Гаор облегчённо перевёл дыхание. Теперь-то уж никто не подслушает и не помешает.
Как и в тот раз, Нянька усадила его на большой сундук и сама села рядом. Строго поглядела ему в лицо.
— И чего стряслось?
— Ещё ничего, — вздохнул Гаор. — Но может. Даже не знаю с чего начать, Старшая Мать.
— Ты-то да не знаешь, — насмешливо фыркнула Нянька. — Об Тихоне с Трёпкой, что ли ча?
Гаор кивнул.
— Об этом. Нельзя, чтоб Трёпка от Тихони рожала. А малолетка края не чувствует, и он его не знает. Пока тискаются, ладно, а по полной любиться им нельзя.
Нянька задумчиво кивнула.