Мир глазами геолога

В конце 30-х годов небольшой геологический отряд двигался по западной части пустыни Каракумы к Каспийскому морю. В состав отряда, помимо коллектора Николая, проводника Мамеда Мамедова и меня, входило пять верблюдов. Последние представляли собой если не самую ответственную, то, во всяком случае, самую важную часть отряда. В то далекое время в геологических экспедициях автомашин было мало, самолеты использовались редко, а вертолеты существовали в мечтах. Для нас с Николаем, впервые работавшим в пустыне, она казалась голой и унылой. Для веселого и никогда не унывающего Мамеда пустыня, по-видимому, представлялась уголком рая. Он очень любил свою Туркмению и ее природу. Идя пешком или качаясь на верблюде, он вечно мурлыкал свои бесконечные мотивы. Я не знаю туркменского языка, но, вероятно, слова его песни в современном варианте звучали примерно так: «Самолет — хорошо, пароход — хорошо, но верблюд — лучше». Мы частенько спрыгивали с верблюдов и шли пешком под насмешливые взгляды Мамеда. Идти пешком было тоже трудно. Раскаленный песок обжигал ноги даже через толстые подошвы ботинок. Все живое стремилось укрыться от беспощадно палящих лучей солнца. Пустыня действительно была пустынной, и лишь наш небольшой отряд неуклонно двигался на запад. Целью нашего маршрута были закированные (пропитанные вязкой нефтью) пески. Всего 2–3 дня пути в одну сторону.

В нашем маленьком караване три верблюда предназначались для перевозки людей, на четвертом было навьючено лагерное имущество и на пятом — два небольших бочонка с водой.

Наш веселый проводник никогда не был в тех местах, куда мы направлялись, но он хорошо знал, понимал и любил пустыню. По словам Мамеда, его отец, бывавший в тех местах много раз, подробно объяснил ему, что недалеко от закированных песков на опушке леса можно вырыть мелкий колодец и вдоволь напоить пресной водой людей и верблюдов. Упоминание о лесе меня несколько удивило, но Мамед, смеясь, ответил: «Придешь — увидишь».

Барханы (из журнала «Geotimes», США)

Путь пролегал местами через ровные глинистые такыры с удивительно гладкой и практически не проницаемой для воды поверхностью. Она настолько прочная и ровная, что представляет собой (в сухое время) идеальную дорогу для автомобилей. Но, не дай бог, оказаться здесь на автомобиле после дождя. Под поверхностью такыра находятся рыхлые прослои песка и глин, заполненные чаще всего горько-соленой водой. Тогда из этой трясины не выбраться даже с помощью трактора.

Пройдя около 20 км мы оказались на засоленной равнине, местами покрытой бугристыми песками и отдельными серповидными барханами — типичными формами рельефа песчаных пустынь. Повсюду наблюдалась мелкая ветровая рябь, очень похожая на рябь моря. Наш знаменитый исследователь пустынь Б. А. Федорович описывает образование барханов следующим образом: сперва на ровной поверхности песка, солончака или такыра появляются небольшие пологие вздутия и валы песка, вытянутые поперек направлению ветра. Затем, по мере накопления песка, их склоны становятся все менее симметричными, и, наконец, на более крутом заветренном склоне, вследствие завихрения воздуха, появляется полуворонка. Постепенно скопление песка принимает все более правильную форму, разрастается и превращается в одиночный и серповидный бархан. Обращенная к ветру его сторона остается более пологой. Заветренный откос осыпается и под действием завихрений ветра разрастается в серп, вытягивающийся по ветру.

Мне часто приходилось слышать о поющих барханах. Но тщетно в течение нескольких дней я чуть не к каждому бархану прикладывал ухо. Барханы молчали. В жаркой, застывшей от жары густой тишине не раздавалось ни звука. Но вот подул легкий ветерок, постепенно усиливаясь. Вершины барханов закурились дымкой песка, извивающейся вдоль гребня бархана. Остановив верблюда, Мамед сказал:

— Ты слышишь? Он плачет!

— Кто?

— Шайтан в бархане.

Действительно, к легкому шелесту ветра, возникающему от перемещения миллиардов песчинок на поверхности, добавился какой-то иной посторонний гудящий звук — бархан запел. Собственно поющие барханы известны во всех пустынях мира и даже в песках совсем не пустынных областей. Например, на Рижском взморье, на берегах Оки и Днепра и во многих других местах. Но самый большой, высотой более 100 м, и самый громкоголосый бархан находится в Алма-Атинском заповеднике на берегу реки Или. Говорят, что его «голос» слышен более чем за 10 км. Акустическое явление поющих барханов пока не выяснено. Очевидно лишь то, что в этом концерте барханов первую скрипку играет ветер.

Очень часто при достаточном количестве песка барханы сливаются в поперечные к основному направлению ветра валы, образуя барханные цепи, напоминающие морские волны. На своем пути нам пришлось пересечь четыре таких барханных цепи. Высота отдельных барханов в цепи достигала 20–25 м. Но это отнюдь не самые высокие творения ветра в пустыне.