Мир Маньяка

Водитель в чёрной машине никак не мог понять, что же там шеф так мешкает. Густая зелень почти не давала ничего разглядеть, но то, что шеф вышел, затем постоял, странно подёргался – то ли чихал, то ли кашлял – а затем сел на лавку, было непонятно. Обычно от дверей подъезда до дверей персонального автомобиля после любых ночных похождений он проходил как по передовой – быстро, ожидая, правда, не очередей противника, а вспышек фотоаппаратов и кинокамер.

Да они – ну те, кто сидят на задних сиденьях «персоналок» – вообще очень странные…

Но был приказ не подъезжать – а приказы Виктор уважал и исполнял. Поэтому к скамейке он подбежал лишь тогда, когда возвращавшаяся с выгула своей собачки дама истошно закричала, увидев на скамейке мертвеца. Который, выпучив глаза, показывал всем громадный язык, так напугавший даму. Она даже не представляла, что у некоторых чиновников он такой большой.

А чуть ранее тень просочилась сквозь кусты и, не выходя на дорожку, по отмостке дома, стараясь не касаться стен, стала удаляться. И уже метров через сто эта тень превратилась в любителя поздних пробежек, который из старенькой машины достал маленький ножик, срезал с двух палочек плотную бечёвку, которую разрезал на шесть кусков, затем открыл капот, отвинтил пробки аккумулятора и в каждую банку опустил кусочек бечёвки.

Гаррота…

Даже в самом названии её было что-то устрашающее, может, раскатистое сочетание «г» и двойного «р»?

В гарроте обычно применялась проволока. Конечно же, она была более крепкая, но недостатки были тоже. Она не только душила, но и резала, а это значило, что кровь вполне могла попасть на одежду душителя. А ещё, разрезая плоть, проволока доставляла жертве сильную боль, и она начинала сопротивляться интенсивнее. Ну и уничтожить её полностью можно было разве что в доменной печи.

Другое дело – бечёвка или жилы. Кислота в аккумуляторе не только уничтожит все биологические следы на ткани, но и растворит саму бечёвку. Правда, остались две палочки, и на них тоже могли остаться улики. Но дома они пойдут для розжига камина, а пока пускай поплавают в уксусе, такая вот необычная заправка для приготовления мяса – на липовых палочках – там, в баночке с уксусом их плавало уже с десяток.

Оружие душителей перестало существовать…

Но справившись с уликами, Ву тут же заметил:

– Маленькая, но всё же – ошибка. У тех палочек, которые я сейчас бросил, время пребывания в растворе будет меньше, а это значит, что их можно вычислить. Следующий раз учту это и окуну всё разом.

«Опять, «следующий раз»? Опять это слово…», – Ву задумался, но ненадолго – надо было ехать.

– Когда снимаю грим? – спросил себя режиссёр.

Близко от конечной точки нельзя: его настоящее лицо не должно появиться не только возле Днепропетровской, но даже в этой части Москвы. Но длинноволосый должен исчезнуть, оборвав нитку, и лучше это сделать в машине.

– Так… Снимаю парик, бороду, костюм, кроссовки и укладываю всё в сумку, дешёвенькую и неприметную… но делаю это всё в «БМВ».

И на Молодёжной из старенькой «Нэксии» вышел всё тот же длинноволосый с эспаньолкой, который, пройдя метров пятьсот он тут же сел в «БМВ».

А в телефоне девушка старалась вовсю: и стоны, и охи, произнесённые медовым голоском, прямо жалко было прерывать. Но и девушке надо было отдохнуть: двухчасовой монолог – это почти подвиг, и Ву наградил её кратким:

– Спасибо! – и отключился от мира придуманной любви.

Хотя и окружающий мир грешил этой придуманностью, и – не только в любви…

Глава 37. Тень. О настоящей дружбе

А когда уже через час Ву подъезжал к дому, где на самом верху находился его пентхаус, зазвонил телефон.

– Это – ты? – голос Кота грохотал в трубке.

Надо сказать, что злились они по-разному: майор злился шумно, с размахом и скоро отходил; если же удавалось разозлить Ву – а случалось это крайне редко – голос его с каждым произносимым словом становился всё тише, слова резче и чётче, он как бы старательно выговаривал каждое слово, слегка растягивая его, примерно так разговаривал Каа с бандерлогами[73], а глаза наливались стальным блеском.

– Конечно, я! Всех – я, и везде – я, – ответил режиссёр и подумал: «Друг мог только догадаться, что чиновника остановил я…», – но Ву не подумал – убил, а именно – остановил.

Доказать ничего невозможно – улики отсутствуют, орудие убийства растворилось в прямом и переносном смысле, это его нисколько не волновало.

«Если догадался – а догадаться он мог, хотя бы по нашему разговору – то как он отреагирует? Сдавать его он не пойдёт – это было не страшно, но… Если просто подойдёт и скажет: «Не звони мне больше. Никогда…», – вот тогда…», – подумал Ву и сейчас явно ощутил, какое большое место в его жизни занимает этот большой и сильный добряк которого он звал «Кот».

– Не ёрничай, убит Иван Васильевич. Это – ты? – не унимался Кот.

– Убил его?

– Я же сказал – хорош! Не до шуток сейчас. В интернете появились твои бумаги. Договора, списки детей – и через полдня его убили.