Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

…В наше продвинутое время кто только не лезет на публику с рассказами о себе любимом. Уже и третьесортные актриски издают собственные мемуары. Что же говорить о писателях-«профессионалах»! (Один не устающий мелькать «шестидесятник», в семьдесят лет не разлюбивший пёстрых пиджаков, не удовлетворясь писаниной, даже напечатал фотоальбом о четырёх годах большого личного счастья с очередной, кажется пятой, женою.) Кузнецов в последнее, болтливое время ещё молчаливее, чем прежде. Две небольшие автобиографические заметки за несколько десятилетий в литературе. Да и те написаны по конкретному поводу… Одна, вероятно, по просьбе журнала «Литературная учёба», посвятившего в 1982 году номер Литинституту. Другая — предисловие к тому избранных стихотворений и поэм, изданному в 1990 году «Художественной литературой». Но и по этим скупым воспоминаниям заметно, чья рука вела его по земле и направляла к исполнению своего предназначения.

«Моё появление на свет предсказала астраханская гадалка летом 1917 года, когда моей матери было пять лет. Вот как это случилось. Мой дед, призванный в армию, не подавал о себе вестей, и бабка очень беспокоилась, что с ним. Добрые люди посоветовали обратиться к гадалке. Много чего ей нагадала гадалка: и что дед вернётся живым и здоровым, и что у них будет своя земля (которую отобрали потом в пору коллективизации), и сколько у неё сейчас детей, и какого пола и возраста, и сколько она народит ещё, и кто из сыновей будет кормильцем, — и всё сбылось».

Более того, сбылось «невероятное», что и напророчила гадалка пятилетней девочке. Появился поэт невиданной силы. Такие рождаются раз-два в столетие.

Судьба, по иным разгадкам, переводится как «суд Божий». Может быть, так и следует понимать её испытания… Лишают звания и едва не арестовывают отца, кадрового офицера-пограничника. Он хочет дознаться правды. Наконец ему показывают донос, где всё ложь. А жена его ждёт ребёнка… «Отцу удалось оправдаться, и ему вернули звание и права. Но каково было моей матери! От страха за неизвестное будущее она решилась на отчаянный шаг: пресечь беременность. Но, слава Богу, было уже поздно. И я родился, вопреки всему, 11 февраля 1941 года, на Кубани».

Совершенно очевидно: не «вопреки всему», а благодаря всему.

Эти подробности важны. Давным-давно на Востоке считают, что человек начинает жить ещё до появления на свет — с момента зачатия. Нынче недоверчивая наука почти подтвердила это. Разумеется, всё, что переживает мать, передаётся и её будущему дитяти.

В первые же дни войны отец Кузнецова уходит на фронт. Семья переехала на его родину, в село Александровское на Ставрополье. «Осенью 1942 года мы очутились по одну сторону фронта, а отец по другую — в районе Моздока. По рассказам матери я живо представляю такую картину. При наступлении наших войск в серые январские дни над Александровским висел орудийный гул. И вдруг он смолк. К нашим воротам, сбитым из глухих досок, подъехал „виллис“ полковой разведки. Звякнуло кольцо калитки, и мать обомлела: перед ней стоял мой отец.

Он недолго пробыл в селе. На прощание сказал моей матери:

— Я как в воду глядел. Среди секретных документов, которые мы захватили, в списке предназначенных фашистами к расстрелу я увидел нашу фамилию. Что ж, я успел…

Это последнее, что успел отец. Он погиб в 1944 году в Крыму…»

И снова властный знак судьбы, спасающей от гибели того, кто ей нужен.

А теперь несколько свидетельств о самом таинственном — как появился поэт.

«В моём детстве образовалась брешь. Это была сосущая загадочная пустота отцовского отсутствия, которую я мог заполнить только словом… Свои первые стихи написал в девять лет. И долго писал просто так, не задумываясь, что это такое, и не заметил, когда стихи стали для меня всем — и матерью, и отцом, и родиной, и войной, и другом, и подругой, и светом, и тьмой».

И редкое, поразительное признание, в котором ясно выражено понимание своего пути: