Мир на Востоке

Клейнод безропотно выполнял любое задание Эриха и работал добросовестно. Впрочем, возможно, он просто чувствовал постоянный пригляд, особенно со стороны тех троих, что с самого начала были против него. И хоть держался тише воды, ниже травы, но все его мысли по-прежнему были лишь о сорвавшемся побеге, о том, что, если б ему чуточку удачи, он бы сейчас уже владел бензоколонкой в Дуйсбурге. Проклятая страна! Разрушила хрустальную мечту его жизни. Второго шанса вырваться из этой тюрьмы уже не представится…

Даже горбатый Бойхель и тот скалил зубы, видя, как он, точно побитая собака, плетется по территории завода. К счастью для Клейнода, вскоре все потеряли интерес к его персоне, ибо иная тема будоражила умы — перепрофилирование.

Ни для кого на заводе не было секретом, что Хёльсфарт принадлежит к числу противников перепрофилирования, однако доводы его были скорее из области эмоций, нежели экономики. Мы, говорил он, своими руками построили комбинат, низкошахтные печи, дали стране металл, который позволил ей встать на ноги. Я сам зажигал первую печь, хоть и знал, что не было в ней ни руды, ни угля, а всего лишь дрова, политые бензином. Но я пошел на это не ради того, чтобы втереть кому-то очки, а ради того, чтобы зажечь в людях надежду. И надежда эта сбылась. Так неужели мы теперь можем спокойно согласиться, что низкошахтные печи, наша гордость, будут превращены в металлолом?

Слушавший Эрика Клейнод сообразил, что пора ему выходить из тени и подать голос, благо, то, что он хотел сказать, полностью совпадало с линией партии в лице Бартушека и Люттера — рьяных поборников перепрофилирования. Своим умишком Клейнод быстро раскумекал, что в споре между заводской администрацией и партийным комитетом верх все равно одержит последний.

— Чего волну гоните? — заявил он на следующем же собрании бригады. — Нам-то, слесарям, не один черт, что начальство решит? Будет перепрофилирование, не будет, без нас в любом случае не обойдутся. А кроме того, начальству виднее, что надо выпускать, а что нет, так что нечего нам вылезать. Работай — вот и весь разговор.

— Ишь какой энтузиаст выискался! — молвил Шиншилла. — Пусть Эрих решает, как нам быть. Он нас еще никогда не подводил. Давай, бригадир, тебе слово.

Эрих сразу раскусил демагогию Клейнода. Вспомнил день, когда из-за его подстрекательских речей распалась бригада, вспомнил, как тот, точно так же, как сейчас, пытался внушить ребятам, что они, мол, люди маленькие, всего лишь винтики в огромной государственной машине. Не хватало только, чтобы опять повторилась та же история. Что ни говори, а Шиншилла оказался прозорливее его. Зря он уступил Дипольду. Теперь, когда на заводе такая неразбериха, у него что, нет другого дела, как возиться с этим Клейнодом? И месяца не проработал в бригаде, а уж опять сеет раздоры. Но сегодня, думал Эрих, мы ему знаем цену, и второй раз у него этот номер не пройдет.

— Вот что, Клейнод, — после долгой паузы сказал Эрих. — Может, ты и считаешь себя винтиком, от которого ничего не зависит, но нам судьба завода отнюдь не безразлична и будущее тех трех тысяч человек, что трудятся бок о бок с нами. В этом-то и состоит отличие социалистического государства от капиталистического, куда кое-кто намылился в поисках легкой жизни… Так что привыкай жить по нашим законам, Гарри Клейнод.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Итак, Совет Министров принял решение: уже в этом году приступить к демонтажу металлургического комбината с одновременным строительством на освобождающейся площади завода по выпуску легких металлоконструкций, но так, чтобы оба дела шли параллельно и первая печь была загашена не раньше, чем пойдут первые металлоконструкции.

Несмотря на всю рискованность этого решения, ставившего руководство комбината в крайне трудное положение, Клуте Бартушек вздохнул с облегчением. Наконец-то будущее приобрело конкретные очертания: на его стол легли разработанные и утвержденные компетентными лицами бумаги, содержавшие перечень мер, которые ему надлежало претворить в жизнь. В каком бы качестве он ни работал, больше всего он не любил неопределенности директив, хотя, когда было надо, мог действовать и на свой страх и риск. По его мнению, любые партийные и хозяйственные решения должны быть сформулированы так, чтобы исключались всякие разночтения, ведшие только к бесплодным спорам — если да, так да, если нет, так нет.