Методично передвигаясь от одного края комнаты к другому, следователь и оперативник перебирали каждую вещь, заглядывали во все сокровенные уголки. Но — увы! — ни одного предмета из тех, что берут с собой женщины, когда едут на курорт, обнаружено не было. Значит, вещи Укладовой преступник спрятал в другом месте. Митин теперь понимал, почему в другом: вряд ли Воронов стал бы посвящать в свои темные дела Симукову. Кто она ему? Жена не жена, так, случайная подруга, с которой к тому же, видимо, часто бывают ссоры.
А вот часы золотые — не удержался, подарил перед отъездом в санаторий. Подарил, чтобы загладить вчерашнюю ссору.
— Эту он надевал ночью? — Бабин показал Симуковой темную куртку спортивного покроя со сквозной застежкой — «молнией».
— Ее.
Он осмотрел куртку, приблизив ее к свету. Никаких подозрительных пятен на ней не было. «Не видно потому, что материал темный», — решил он и отложил в сторону, рассчитывая па более тщательную экспертизу в научно-техническом отделе.
— Взгляни-ка, — негромко сказал ему следователь и подал черные нечищенные ботинки. — Не похожи?
Бабин осмотрел каблуки. На глаз трудно было установить, они или не они оставили след на сырой земле возле канализационного люка, и поставил ботинки рядом с курткой. Потом они будут приложены к слепку, сделанному под аркой.
На подоконнике среди всякой мелочи на самом виду лежали поношенные мужские перчатки. Кожаные, с теплой подкладкой. Потом Сергей Петрович вспомнит о них, а сейчас он только скользнул по ним взглядом и подошел к платяному шкафу. В нижнем ящике поверх грязного белья лежал носовой платок. Он сразу привлек внимание следователя. Привлек своей формой, вернее, тем, как был смят: он был похож на длинный белый жгут, складки на нем расположились в одном направлении — по диагонали от угла к углу. Вероятно, им обматывали или обвязывали что-то круглое.
— Поди сюда, Алеша! — позвал Митин.
Наконец-то! Вот он, тот самый платок, о котором у них было столько разговоров и размышлений. Укладова верно запомнила самую важную улику.
Интересно, как Симукова будет реагировать? Митин взял платок за угол, показал женщине:
— Платок Воронова?
— А чей же? У меня, слава богу, шелковые.
Никакой особой реакции. Значит, не знает, какую роль платок сыграл во всей этой истории.
— Не помните, когда Воронов положил этот платок в грязное белье: сегодня утром или, может, раньше?
— Не знаю, не видела.
«Конечно, утром! Вернулся, снял с шеи и бросил в ящик. Вероятно, больше был не нужен. Надо спросить, что у него было с шеей, почему бинтовал. Сейчас спросить? Нет, позднее… Сначала отвлечь чем-нибудь внимание».
— Между прочим, почему вы в разговоре назвали Воронова уголовником? На каком основании?
— А как же! Ведь он уже сидел в тюрьме. Пять лет отгрохал. Полтора года всего как на свободе. И дружок у него, вместе они сидели в колонии, — вот уж бандит так бандит! Митька-Хобот. Все руки в наколках. Пришла вчера с работы, а они сидят пиво пьют…
«Бабенка перетрусила и, ничего еще не зная, чернит близкого человека как может. Вот дрянь! А что Воронов уже был в заключении? Это интересно. Полтора года всего выдержал и пошел по новой…»
— Как же это так, гражданка: живете с человеком под одной крышей, а он у вас и уголовник, и друзья его бандиты?
— К честному человеку с обыском не придут.
— Ну хорошо. А почему у него шея была забинтована?
— Забинтована? — удивилась та.
— Ну или платком обвязана?
— Впервые слышу. Ничего у него не было.
Не видела. Бабин, с интересом слушавший, бросил на Митина быстрый торжествующий взгляд.
«Ты смотри, значит, Алексей-то все-таки прав оказался! — тотчас подумал тот. — Ведь если Симукова действительно не видела у Воронова бинта на шее — а зачем ей, кстати, врать? — то тогда и впрямь получается, что он для нас надевал повязку. Ай да Воронов! В уме ему не откажешь. Сделать такой тонкий и хитрый ход, пожалуй, не всякий сумеет… Да, но в то же время прав и Владыкин, когда говорил, что мертвый не расскажет ни о каких приметах. Ему тоже не откажешь в логике… Фу черт, совсем запутался!»
Сергей Петрович подошел к окну, стал выдвигать ящики. В самом нижнем лежала тонкая пачка любительских фотографий, перетянутая резинкой. На всех снимках миловидная девушка в белом халате, окруженная детьми дошкольного возраста… На обороте одного снимка подпись: «Таня».
— Кто это?
— А кто ее знает! Это до меня еще… мало ли у него было.
Он отложил фотографии в сторону. Пригодятся.
— У вас нет снимков Воронова? Не подарил вам на память?
— Больно надо!
Митин был доволен результатами обыска: золотые часы и свернутый в жгут носовой платок могли сыграть существенную роль в изобличении преступника. Если бы еще каблуки его рабочих ботинок совпали с гипсовым оттиском…
— Эти вещи мы вынуждены у вас временно изъять, — показал он на платок, куртку и ботинки. — И часы тоже. В протоколе об этом будет записано.
Она пожала плечами.
— Я сейчас займусь протоколом, а вы, пожалуйста, оденьтесь. Поедете с нами.
— Куда? — встревожилась она. — Новое дело! А я тут при чем? Степан там чего-то натворил, с него и спрос. Ни сном ни духом…