— Садись, Вадим, разговаривать будем… Торжественность короля Анадырских гор удивила меня.
Я устроился на шкуре около Тальвавтына, вытащил кисет и закурил трубку.
— Завтра прилетит чужая железная птица. Главный начальник бумагу привезет. Не хочу я в Пустолежащую землю их пускать. Жадные они очень: давно у русских Аляску купили, потом оленей живых у чаучу, потом товары свои привезли, хорошие правда, но всю пушнину у чукчей брали. Недавно у нас брали пушнину — винчестеры давали. Теперь хотят нашу землю брать. Нельзя их пускать сюда!
— Правильно говоришь, мудрая у тебя голова, Тальвавтын!
— Скажи, Вадим, — спросил он, — будут ли еще русские торговать в Пустолежащей земле оленей?
— Много нужно будет оленей — первое золото на Чукотке находят, скоро люди придут с машинами золото копать…
Тальвавтын задумался, долго молчал и наконец твердо сказал, словно подводя черту под долгими раздумьями:
— Кайво! Пусть так… Завтра на Большой совет вместе пойдем, — решать, как жить дальше…
В этот вечер мы больше не касались интересующей нас темы. Я попросил Тальвавтына рассказать “Древние вести”, И Тальвавтын поведал мне много удивительных, никем не записанных сказаний. С особенным подъемом он рассказывал о подвигах чукотских богатырей — военачальников, отражавших натиск пришельцев.
— Много столетий, — с гордостью говорил он, — чаучу защищали свою землю от разных племен, потом убили вашего Якунина и с той поры остались непокоренным народом, русские только мирно торговали с нами…
И тут я понял основу политики старика — он не хотел вмешательства в дела Пустолежащей земли людей с другого берега. Стремился установить торговые отношения с представителями Советской власти, сохраняя в Пустолежащей земле порядки старой тундры. Но времена нэпа давным-давно прошли, и затормозить колесо истории Тальвавтын не мог, даже в недоступном сердце Чукотки. Об этом я не хотел пока говорить старику, и мы продолжали свой мирный разговор.
Тальвавтын повторил во всех деталях историю чукотских ерымов
[13]и, заканчивая свой рассказ, вдруг сказал:— Давно это было, когда белый царь еще жил, мой отец молодой был — чукотские старшины собирались, предлагали Вэиппу
[14]стать чукотским ерымом, чтоб лучше шла торговля с русскими…— Ну и что ответил старшинам Вэипп?
— Вэипп сказал, что он всю жизнь воевал против белого царя и его исправников и, будучи чукотским ерымом, не сможет помочь важному делу.
Тальвавтын сообщал уникальные сведения. Видимо, Богораз-Тан пользовался огромным доверием чукчей. Наш интересный разговор окончился лишь поздно ночью. Я забрался в свой полог и долго не мог уснуть, размышляя о предстоящей битве на Большом совете старшин…
Ночью меня преследовали кошмары. Под утро я внезапно проснулся. Во сне кольнула тревожная мысль: “Ведь Костя должен быть уже в стойбище Тальвавтына, а его нет… Что с ним случилось?”
Сон больше не шел, я то и дело выбирался из яранги, оглядывал спокойно спящее стойбище, пустую долину, молчаливый перевал, где притаилась засада, и тревожно прислушивался, ожидая выстрелов. Солнце еще не выходило из-за гор, но его лучи позолотили вдали молчаливую вершину с “каменным чемоданом”.
Так я и промаялся все утро в ожидании надвигающихся событий.
Когда стойбище стало просыпаться, из яранги Экельхута вышел Рыжий Чукча с котомкой и винчестером за плечами. Широким шагом он проследовал мимо яранги Тальвавтына в сторону сопки с золотившимися скалами на вершине. Он заметил меня, и на его самодовольном лице мелькнула торжествующая усмешка. Видно, он отправился встречать свой вертолет. Меня охватила страшная тревога. Рыжий мог исполнить свою угрозу, настигнуть наш табун на вертолете и погубить моих товарищей.
Теперь я жалел, что не взял оружия и не мог нанести решающий удар. Рыжий уходил все дальше и дальше к сопке с “каменным чемоданом”. Сжимая кулаки, я смотрел ему вслед. Один план фантастичнее другого возникал в разгоряченном воображении. Мне хотелось отбросить к чертям всю дипломатию, похитить у Тальвавтына винчестер и догнать предателя на пути к пристани воздушных пиратов. Я поспешил в ярангу.
Но Тальвавтын уже проснулся, а старуха собирала чайный столик к утреннему чаепитию.
— Рыжий пошел на каменную сопку свою железную птицу встречать, — тревожно сказал я, — как будешь без него совет старшин собирать?
— Рыжий — чужой человек, — спокойно ответил старик, — пусть идет куда хочет, сами решать свои дела будем.
Тальвавтын позвал старуху и велел готовить ярангу к Большому совету. Наскоро закончив чаепитие, он вышел из шатра и пошел к Экельхуту. Старуха принялась устилать огромную ярангу белыми оленьими шкурами.
Тревога не покидала меня. Я вышел на волю. Вид стойбища преобразился. Во всех направлениях сновали нарочные, извещая о предстоящем Большом совете. Яранги курились синими дымками — старшины спешили закончить утренний чай. Мне ничего не оставалось, как принять сражение…