Мир приключений 1975 г.

Девушка устроилась на пестрой кочке, обняв колени руками. У ее ног дымит костер, и греются на угольях походные кружки с крепким чаем. Костя, раскинув могучие ручищи, лежит на спине, разглядывая эмалевую синь неба. Рядом покоятся глянцевитый пастушеский посох и маленький винчестер Геутваль.

Набираю, не вставая, полную пригоршню сморщенной прошлогодней шикши, протягиваю девушке. Она машинально берет по одной ягодке. Губы наши черны от водянистого сока. Смуглое обветренное личико Геутваль затуманено грустью.

“Милая девочка… Что смущает ее? Вспоминает ли недавние дни холода и всевозможных лишений? Или жаль прощаться с Пустолежащей землей, оставшейся за близким перевалом?”

Мы с Костей боготворим ее. Бродим повсюду втроем, точно связанные незримой нитью. Вместе дежурим сутками у стада, вместе отдыхаем, вместе ловим хариусов и форель в прозрачной горной речке у нашего стойбища.

Геутваль смягчает необузданный нрав моего друга. В своих чувствах не могу разобраться. После всех наших злоключений юная охотница еще милее мне и будит в душе безграничную нежность. И вместе с тем понимаю, что не должен переступать грань дружбы. Ведь Мария, может быть, уже возвращается на Чукотку из далекой Польши…

Вдруг Геутваль встрепенулась. Глаза ее округлились, лицо окаменело.

— Человек, человек! Смотрите…

Она указывала на крутой перевал по ту сторону долины. За каменистой его седловиной синели островерхие гребни Пустолежащей земли. По сланцевой россыпи, почти сливаясь с серым фоном камней, двигалась крошечная фигурка. Ее мог заметить только наметанный глаз охотника.

Геутваль вообще отличалась необыкновенной остротой чувств. Она первой замечала что-то необычайное в тундре, слышала звуки, которые мы с Костей еще не улавливали, чувствовала едва ощутимые запахи.

— Издалека идет — с пастушьей палкой… — говорила Геутваль, прикрыв глаза козырьком ладони.

— Ну и дьяволенок! — удивился Костя. — Разрази гром, не вижу посоха. Котомка за плечами, точно, есть…

Действительно, фигурка человека, спускающегося с перевала, казалась горбатой.

— Ружье еще несет… — разглядывая путника, прошептала Геутваль.

С тревожным любопытством следим за пришельцем. Появление непрошеного гостя из Пустолежащей земли не предвещает ничего хорошего.

— Кого еще черт несет?! — пробормотал Костя, поднял винчестер и выстрелил в воздух.

Эхо раскатилось в сопках. Путник точно споткнулся о невидимую преграду. Оглядел долину и стал быстро спускаться к наледи.

— Табун увидел, — констатировала девушка.

— Пошли встречать! — рявкнул Костя, повесив маленький винчестер на шею, как автомат.

По крутому склону мы быстро спустились на дно долины и пошли по наледи навстречу незнакомцу, оставляя следы на голубоватом подтаявшем снегу. Пришелец остановился у края наледи, поджидая нас. Откинув замшевый капюшон, он стирал пот с разгоряченного лица.

Меня поразила необыкновенная внешность незнакомца. Рослый, в замшевой весенней одежде, с ножом на поясе, винчестером и котомкой за плечами, с пастушьим посохом в руках. Широкоскулое, типичное монголоидное лицо обрамляла огненно-рыжая, давно не стриженная шевелюра!

Пришелец настороженно следил светло-голубыми глазами за нашей троицей.

На чистом чукотском языке он приветствовал нас.

— И-и, — недоумевающе ответил Костя. — Вот так диво, — пробормотал приятель, — рыжий чукча!

С любопытством разглядываем странного гостя. Рыжие волосы и голубые глаза придают ему сходство с европейцем. Но скуластое лицо, ладно сшитая чукотская одежда, чистая чукотская речь свидетельствуют, что перед нами настоящий чукча.

Спрашиваем по-чукотски. Незнакомец отвечает односложно и скупо.

— Откуда пришел?

— Из стойбища Тальвавтына…

— Где Тальвавтын стоит?

— У Большой сопки с каменной вершиной, весной вы там жили.

— Как олени?

— Плоховато отел прошел, много оленят погибло…

“Интересно… Могучий снегопах Федорыча спас наш табун от бедствия. Отел у нас прошел на удивление хорошо”. Я сказал об этом рыжему парню. Он угрюмо кивнул, глаза его стали ледяными.

— Тальвавтын зовет тебя. — Гость протянул дощечку, исписанную знакомыми иероглифами.

Я взял послание и передал Геутваль. Девушка громко прочла:

— “Совсем плохо мне. Грудь болит, дышать трудно. Шаманы лечить не могут. Приходи в главное стойбище, вылечи…”

— Плохие дела… — обернулся я к Косте.

Но тот сосредоточенно молчал. Нахмурилась и Геутваль.

Оставив девушку дежурить у табуна, мы с Костей и незнакомцем двинулись к белеющим вдали ярангам нашего стойбища. По дороге я расспрашивал о болезни Тальвавтына. Пришелец отвечал довольно вразумительно.

— Воспаление легких у старика, — уверенно поставил диагноз Костя, — сульфазолом лечить надо…

Появление гостя из Пустолежащей земли взволновало наших друзей. Все собрались в яранге Гырюлькая. Я попросил его послать Ранавнаут сменить Геутваль у табуна. Мне не хотелось лишать девушку радости встречи с соплеменником.