Мир приключений, 1990 (№33)

Что и говорить, флакон знаменитых французских духов был тут же куплен за сто двадцать рублей…

— Ну и цены! Это просто кошмар, ужас какой-то! — никак не могла успокоиться Полина Семеновна, когда Фаина Петровна покинула квартиру.

— А что вы хотите? Теперь так! — ответила Нина, вертясь перед зеркалом. — За дефицит платят в пять — десять раз дороже, чем в магазине.

Раздался телефонный звонок. Нина бросилась к аппарату, думая, что звонит Виленский.

Но это был Ремизов. Он был серьезен, не такой, как всегда.

— Нинон, — сказал солист “Альбатроса”, — обижаешь…

— Кого? — удивилась девушка.

— Запомни: с Фаиной Петровной не торгуются.

— Это все тетя Поля, — виновато ответила Нина.

— Учти, Фе Пе — поставщица самых избранных домов. Так что, если впредь тебе понадобятся…

— Поняла, Антоша, поняла, — поспешно сказала Нина.

— Вот и умница. Чао!

— Чао!..

В назначенный час к дому, где жила Нина, подкатил на “ЗИЛе” Сергей Николаевич. В строгом темно-синем вечернем костюме.

Почти все жильцы дома, как по команде, высунулись из окон дома. Еще больше любопытных было, когда Виленский появился из подъезда, слегка поддерживая под руку Нину.

Она была неотразима в своем переливающемся на солнце платье и чудесных туфельках. Видно было, что волосы ее побывали в руках искусного мастера (двадцать рублей). Вечерний туалет дополнял кулон старинной работы.

Черный лимузин повез эффектную пару к зданию оперного театра, а весь дом еще долго не мог успокоиться, обсуждая это событие.

Сергей Николаевич во время спектакля больше смотрел на свою спутницу, чем на сцену, отчего Нина смущалась и краснела.

После оперы ужинали в ресторанчике на воде. С цыганами…

— Тетя Поля! Тетя Поля! — возбужденно говорила Нина, вернувшись домой. — Он меня любит! Честное слово, любит!..

— Что, уже предложение сделал? — всплеснула руками Полина Семеновна.

— Нет, до этого еще не дошло. Но я ведь чувствую! Вы бы слышали, какие он мне слова говорил!..

— Ладно, ладно, — примирительно кивнула Вольская-Валуа. — Но что он сказал конкретно?

— Что хочет познакомиться с моими родителями…

— А ты?

— Но ведь они же в Пацловске… Я так и ответила.

— А что, — заволновалась Полина Семеновна, — если уж разговор зашел о родителях… Кажется, дело действительно на мази… Ну, девка, ну, держись! — Вольская вдруг вздохнула глубоко и тяжело. — Небось выскочишь за Виленского и забудешь меня, старую… — Она шмыгнула носом.

— Вас?! Что вы такое говорите, тетя Полечка! — Нина обняла тетку и закружила по комнате. — Я возьму вас с собой в Москву!

— Спасибо и на том… А вообще ты решила правильно. Если хочешь зажить по-настоящему, надо уезжать в столицу. Там красота! Масштабы! И если уж положение, так положение.

— Тетя Полечка, — глядя ей в глаза, по-дочернему спросила Нина, — скажите, как мне вести себя дальше? Знаете, хочется, чтобы он решился поскорей…

Полина Семеновна предложила смелый, граничащий с дерзостью план — пригласить Виленского пожить у них.

— Вы что! Да он никогда не согласится! — замахала руками племянница.

— Попытка не пытка, — сказала бывшая наездница. — А уж если даст согласие, тут мы его и взнуздаем…

Как уже было сказано, обитателей солидного четырехэтажного дома на Молодежном проспекте очень интересовали визиты в квартиру Мажаровых представительного мужчины, приезжавшего на “ЗИЛе”. Но больше других интересовало происходящее Валентину Павловну Крюкову, жившую на первом этаже.

Валентина Павловна была натурой сложной, противоречивой. Но, как у всех людей, у которых желания возобладают над логикой и разумом, во всем многообразии их чувств доминирует одно, которому подчиняются все их жизненные силы. Таким чувством у Крюковой была зависть.

Она завидовала сослуживцам, попавшим в график отпусков в самое теплое время; завидовала женам, чьи мужья имели более высокое звание и зарплату, чем ее Юрий Алексеевич (она звала его Юликом); завидовала соседям, которые занимали двух- и трехкомнатные квартиры, тогда как ее семья прозябала (иначе она не говорила) в однокомнатной. Она даже как-то искренне позавидовала своим знакомым, имя которых упоминалось в газете “Вечерний Южноморск” по поводу того, что их сынишка, унесенный на лодке во время шторма в открытое море, был спасен. Пусть мальчик был на краю гибели, но зато слава по всему городу! А вот об ее Игоре, победителе смотра школьной художественной самодеятельности, ни одна газета не написала ни строчки! Где же справедливость?

Эти слова Крюкова чаще всего обращала к своему супругу — громоотводу и глушителю ее оскорбленного самолюбия.

Нужно подчеркнуть, что Юрий Алексеевич (Юлик) был создан природой так, что умел выдерживать натиски супруги. И не только ее.