Мир всем

— Звонят, слышите? — сказала Лиля Алексеева. — Не дай бог снова участковый, — она понизили голос, — а то ведь мы нашего Пиончика постоянно неправильно называем.

Но пришёл не участковый. В прихожую ввалилась высоченная женщина с гренадёрской осанкой и подозрительным взглядом глубоко посаженных серых глаз. В руках она держала большой чемодан, перевязанный верёвкой, а из-за её спины высовывалась девочка лет семи-восьми.

Напряжённо поворачивая голову, женщина осмотрела всех соседей и обратилась к Маше:

— Здравствуйте, я Коробченко. Мы с вами меняемся местами.

— Я ни с кем не меняюсь! — рявкнула Маша. — Мне и на своём месте не дует.

— Как же так? Мне Роман Романович дал ваш адрес.

Я выступила вперёд:

— Маша, не пугай человека. Это ко мне.

— Да меня не испугаешь, — низком голосом прогудела женщина. — Я стреляный воробей.

— Только воробьёв нам не хватало, — обморочно проскулила за моей спиной Лиля Алексеева.

Чтобы разрядить обстановку, я распахнула дверь в свою комнату и пригласила приезжих:

— Проходите, располагайтесь. Нам с вами есть что обсудить.

* * *

Из Ленинграда в Колпино несколько раз в день ходили пригородные поезда с Московского вокзала.

— Берегите карманы, девушка, — сурово предупредила кассирша, протягивая билет. — Карманников развелось, что вшей без бани, да и за вещичками приглядывайте — не зевайте.

От вида вокзальной суеты мне захотелось построить пассажиров в несколько колонн и пускать на перрон по взмаху регулировщика, чтоб без толчеи, шума, гама и беспорядочных метаний в поисках нужного поезда.

С утра сильно подморозило, и расчищенный асфальт упрямо скользил, несмотря на разбросанный под ногами песок.

В вагоне я опустилась на деревянное сиденье, разом окунувшись в волну блаженного тепла от угольной печурки у входной двери. Спину припекало, по ногам дуло. Я пожалела, что, привыкнув к портянкам, так и не удосужилась связать себе шерстяные носки. Правда, носки в сапогах сбиваются, а правильно намотанные портянки сидят как приклеенные.

Заиндевелые окна тускло пропускали свет в салон, заполненный едва ли наполовину по причине полудня. Утром народ едет из пригородов в город и вечером возвращается, а днём раскатывают те, кто в отгулах, или такие же безработные, как я. Туго набитый вещмешок пришлось задвинуть под сиденье. На колени я поставила огромный тюк с бельём и одеялом, закрывший мне обзор до самого носа. В глубине тюка, завёрнутая в простыню, лежала немецкая пастушка, которая делила со мной юдоль скитаний, если выразиться высокопарно.

К счастью, тащить матрас не довелось, потому что Коробченко заверила меня, что свою кровать и матрац она оставила на прежнем месте. Ещё, по её словам, мне доставался в наследство столик и великолепная тумбочка с выдвижным ящиком.

Не знаю, что я чувствовала — грусть, облегчение от разрешения проблем или тревогу перед неизвестностью. В любом случае, куда бы мы ни двигались — мы движемся навстречу судьбе, и свернуть с этого пути невозможно, как бы ты ни юлил и ни искал обходных тропок.

Покачиваясь из стороны в сторону, словно на палубе парохода, по вагону прошёл контролёр:

— Ваш билет, гражданочка.

— Вот, пожалуйста.

С сухим щелчком компостер пробил дырку в картоне, и звук напомнил мне о странной ночи, проведённой в старинном замке на границе Польши и Германии. Тогда наступление Советской армии катилось с быстротой снежного кома. Мелькали городки, деревни, фольварки. Мы не успевали запоминать названия населённых пунктов, передислоцируясь всё дальше и дальше вглубь чужих земель, пока однажды фронтовая дорога не привела нас в самый настоящий замок.

— Ничего себе! — воскликнула сержант Света — яркая воронежская раскрасавица. — У наших сожжённых деревень одни трубы торчат, а у гадов дворцы целёхонькие.

Наш взвод несколько километров чапал по весенней распутице, и мы тащили на сапогах пуды грязи. Наклонившись, Света подобрала щепку и отскребла грязь с каблуков. Все бойцы время от времени проделывали эту процедуру, чтобы устоять на ногах.

На мгновение затормозив, я посмотрела на четыре круглые башенки, плотно прилепленные к зубчатым стенам здания. Островерхие крыши отбрасывали тень на стрельчатые окна в кованых переплётах, через одно украшенных витражами. При небольшой доле воображения легко представлялись конные рыцари в сверкающих латах и прекрасные дамы с золотыми волосами, которые терпеливо ждут поцелуя принца, чтобы проснуться. Хотя лучше им сейчас не просыпаться.

Перед тем как перейти подъёмный мост, мы по команде взводного приготовили оружие к бою и рассредоточились. Но двор, мощёный покатым булыжником, встретил нас полным безмолвием. На стене около распахнутой двери красовалась родная надпись: «Проверено, мин нет. Хозяйство Порошина».

— Верил бы в Бога — перекрестился, — пробурчал взводный и громко выкрикнул: — Без моей команды в дом не входить! Панкратов и Рябченко, за мной.

Пока помещение проверяли на предмет отсутствия опасности, взвод стоял наготове к бою, держа на прицеле возможные точки нападения. Наконец взводный вынырнул из двери и махнул рукой: