– Я тоже не представлял, пока этот парень не рассказал мне, – проговорил Саша. – Так вот, от нас до Якутска надо суток четверо лететь на самолёте. А от Якутска, где нет никаких железных дорог, до этого самого Устья больше двух тысяч километров. И самолёт туда не долетает: нет посадочных площадок. Живут там якуты, чукчи, эвенки, и среди них маленькое русское поселение. Самое интересное то, что говор, обычаи этих русских сохранились в неприкосновенности чуть ли не с петровских времён. Однако Пётр Петром, а в дни войны устьинцы собрали в фонд обороны огромное количество мехов и всякой всячины. Считают, что эти русские – прямые потомки тех старинных русских мореплавателей-землепроходцев, которые доходили до мест и сейчас-то почти неизвестных. Интересно?
То, что рассказывал Саша, было очень интересно. Я слушала его, боясь проронить слово.
– Так вот, – продолжал Саша. – Ленинградский арктический институт отправляет в Русское Устье экспедицию. На два года. И этот самый Горохов увязался с экспедицией в качестве корреспондента. Представляешь? Зимой там мороз достигает сёмидесяти градусов. И никаких дорог… А он, кстати, только три месяца назад демобилизовался.
– У него есть семья? – спросила я.
– Семья? Не знаю. Впрочем, кто-то, кажется, есть, не помню только, жена или мать.
Поздно вечером, когда мы уже собирались спать, я сказала Саше:
– У меня из головы не выходит то, что ты рассказал об этом месте. Ну, в Якутии…
– Русское Устье? – подсказал Саша. – Да, романтическая история.
– И об этом Горохове. Воображаю, как ему будет тяжело туда добираться.
– Такова участь корреспондента, – заметил Саша. – Грош ему цена, если он не будет стремиться увидеть то, что никто до него не видел. Трудности не в счёт.
Саша потушил свет и задёрнул штору.
– Послушай, – неожиданно для себя самой спросила я, – а если бы тебе предложили такую поездку?
– Мне? – Саша помолчал немного. В темноте я не видела его лица. – Мне? – переспросил Саша. – Что ж, конечно, поехал бы. На фронте бывали более серьёзные командировки… Только у меня другой план.
Он помолчал немного и сказал:
– Как ты думаешь: что, если я попробую поступить в вашу редакцию?
– В нашу газету? – удивилась я.
– А что ж такого? Во-первых, у вас четырехполоска, газета солидная, – значит, работа найдётся. Потом – я никогда не любил большие, шумные редакции. Наконец, мне просто интересно присмотреться к жизни завода. Я думаю, что это пригодится мне и для книги, хотя в ней речь пойдёт о войне. И в конце концов хватит бездельничать, я хочу работать!
– Я думала, что ты хочешь ещё отдохнуть.
– Есть ещё одна причина, – тихо отозвался Саша, не обращая внимания на мои слова. – Ведь мы почти не видим друг друга. Ты с утра до вечера на заводе. Я пробовал подсчитывать часы, которые мы проводим вместе. Если не считать ночей, то получается до смешного мало. А так, ты подумай только, мы всё время будем почти рядом друг с другом.
Об этом можно было только мечтать – работать на одном заводе, иметь одно, общее дело. И как это мне самой не пришло в голову?
– Словом, – продолжал Саша, – я завтра же зайду в райком.
– А я пойду к Каргину и попрошу его помочь! – воскликнула я. – Ведь от него многое зависит.
В тот вечер я долго не могла заснуть. Всё было слишком хорошо. Счастье переполняло меня, счастье и любовь к Саше. А потом я заснула, и мне всю ночь снились снега, олени и какие-то люди с длинными русыми бородами.
Не знаю, что общего было между Василием Степановичем Каргиным и нашим старым мастером Иванычем, что объединило этих двух людей, разных по возрасту и совершенно непохожих друг на друга по характеру, но они были друзьями.
Я узнала об этом от Ирины тогда, когда она ещё лично не была знакома с Каргиным. Она по-прежнему жила на своей старой квартире, и Иванов по-старому был её соседом.
– Каргин-то каждое воскресенье у нашего Иваныча сидит, – сказала мне Ирина. – Странная дружба.
И вот совсем недавно я убедилась, что в отношениях Каргина с Ириной сыграл свою роль Иванов.
На другой день после нашего разговора с Сашей о заводской газете Ирина не вышла на работу. Не пришла она и на следующий день. Ирина заканчивала один расчёт, и ей разрешили два дня работать дома. Но к концу второго дня у меня накопилось много вопросов, разрешить которые могла только Ирина, и вообще я привыкла всегда иметь её «под рукой». И после работы я отправилась к ней, на Троицкую, – это было недалеко от завода.
В дверях я столкнулась с Иваном Ивановичем Ивановым.
– Ирина дома? – спросила я, сторонясь, чтобы дать старику выйти.
– Ирина Григорьевна? – переспросил Иванов, и мне показалось, что он посмотрел на меня как-то неприязненно или смущенно. – Дома она, дома работает. Скоро, в общем, будет. Идёмте, идёмте, – вдруг засуетился он, увлекая меня в коридор.
– Вы же уходить собирались? – заметила я.
– Да нет, чего там, так, в лавку сходить, – торопливо пробормотал Иванов, открывая ключом дверь своей комнаты.
– Ирина у вас?