Мирные дни

– Не-ет, могут, – возразил прораб и повторил:– Нет, мо­гут. Ты вот скажи мне, как же это всё так у тебя получилось? Вот построил я для тебя дом, торопился комнату для тебя от­делать, чтобы тебе после войны хорошо жилось, – а ты что же, а?

– Я был доволен, – поспешно ответил я. – А она – нет.

Ей всё время надо было чего-то большего. Ей всего было мало…

– Чего же мало? Ширпотреба, что ли? – иронически заме­тил капитан.

– Нет, нет, – горячо заспорил я, – совсем, совсем другое. Она все в гору, в гору шла, понимаешь, а я…

– Так… – протянул опять капитан. – А у тебя с дыханием, значит, не в порядке? Вас не по болезни ли демобилизовали?

– Уходи, капитан, – попросил я, чтобы положить конец всему этому.

– Нет, я ещё не уйду, – упрямствовал капитан, – мне по­говорить охота. Значит, жена от тебя, как я понимаю, ушла…

– Нет, нет, – прервал я его, – она не ушла, она просто по­ехала в Сибирь на новостройку.

Я сам не знаю, зачем я соврал. Это было первое, что при­шло мне в голову.

– А тебя с собой не взяла?

– Нет, я сам не поехал. Но она вернётся, обязательно вер­нется.

– Так, – проговорил капитан, – значит, баба в атаку ходит, а мужик её в блиндаже дожидается… Ну ладно, факт фактом: жены нет, ребёнок…

– Зачем ты пришёл, капитан? – тихо спросил я.

– Посмотреть на тебя пришёл. Теперь уйду.

Он встал и, ни слова больше не говоря, не попрощавшись, ушёл.

После его ухода я ещё сильнее почувствовал своё одиноче­ство. «Зачем он приходил? – думал я. – Что привело ко мне этого странного, угрюмого человека? И почему я сидел и мол­чал как пришибленный, когда он допрашивал, издевался надо мной?»

Но я обманывал самого себя. Во мне было сейчас два су­щества, и одно бурно протестовало против вмешательства Крайнова, но другое все громче и настойчивее утверждало, что он прав. И постепенно этим вторым голосом окончательно был заглушён первый. И мне захотелось, чтобы прораб снова был тут и говорил со мной и я мог бы спорить с ним, сам всё более и более соглашаясь.

И вдруг все происходящее снова встало передо мной. Так бывает: иногда долго думаешь о чём-либо, целое как-то уходит из поля зрения, и постепенно начинаешь думать о деталях и видишь только частность; но вдруг что-то происходит, и ты снова видишь все целиком, и это подавляет тебя.

И вот все случившееся: последние месяцы нашей жизни с Лидой, Коля, первые размолвки, начавшееся отчуждение и, на­конец, отъезд – все это снова встало передо мной.

Но раньше каждый раз, когда все это проплывало в моём сознании, я не понимал причины случившегося, испытывал чувство обиды, и во мне возникала уверенность, что я прав, что я не сделал ничего, что дало бы Лиде повод поступить так, как она поступила.

Теперь же было иначе. Я почувствовал, что сам делал что-то не то, что я чего-то не понял в Лиде, что я долго и тщетно пытался уверить себя, что она все такая, какой была до войны, а она изменилась, и я даже хорошо не знал, какая она теперь.

Уход Коли встал передо мной в каком-то ином, страшном для меня свете. «Ты мешал жить человеку, – сказал я себе, – ты помешал ему расти, радоваться, узнавать мир…» Я начинал понимать, что живу иначе, чем многие окружающие меня лю­ди. Я начал перебирать их в памяти. Прораб Крайнов, Ирина, Иванов. И, наконец, Лида, моя Лида!

Да, в их жизни было что-то очень большое и очень высо­кое, что давало им силу жить так, как они живут.

А тут ещё Коля…

Мне почудилось, что, если бы время повернуть назад и мы с Лидой снова оказались бы вместе, все у нас пошло бы иначе. И как только я подумал об этом, мне непреодолимо захотелось увидеть её, я понял, что не могу, никак не могу жить без неё.

Я почувствовал, что не в состоянии больше оставаться один в комнате, накинул кожанку и вышел на улицу. На улице бы­ло пустынно. По-прежнему шёл смешанный с дождём снег. Вода в лужах рябилась от ветра. Вдали шумел Кировский за­вод. Я пошёл по направлению к центру города, сам не знаю зачем.

Я осмотрелся. Вокруг меня раскинулся обычный, деятель­ный, мирный город. Окна домов были освещены, где-то звенел трамвай, проносились машины, разбрызгивая лужи.

И я понял, что тем человеком, с которым мне сейчас больше всего хотелось бы встретиться и поговорить, был Каргин.

Я знал, что Каргин живёт в заводском доме, и, вскочив трамвай, поехал по направлению к заводу.

Мне не было известно, в какой квартире живёт Каргин. На моё счастье, человек, вышедший из подъезда, назвал мне номер квартиры. Я поднялся на третий этаж и остановился перед дверью в нерешительности. Уже ночь. Каргин, наверно, спит, если только он дома. Но всё же я постучал.

Тотчас же за дверью раздались ровные, спокойные шаги, точно кто-то стоял и дожидался моего стука. Затем дверь от­крылась, и я увидел Каргина.

Он спокойно посмотрел на меня и сказал:

– Товарищ Савин? Проходите.