Вечные затруднения возникали для югославян с самого начала из-за следующего: у всех был свой официальный представитель в Сербии, которая, как началась война, высказалась весьма энергично за единение. Сербия всюду вызывала самые сердечные симпатии. Однако югославянские эмигранты из Австро-Венгрии, бывшие еще формально австро-венгерскими подданными, должны были как-нибудь организоваться, и так возник Югославянский комитет; сербские посланники и правительство в то время не могли официально представлять интересы граждан, бывших в международном отношении еще австрийскими и венгерскими гражданами; я знаю, что Пашич сам поддерживал создание и работу Югославянского комитета и рекомендовал его союзническим правительствам. Однако вскоре взгляды Комитета начали расходиться со взглядами сербского правительства; уже первое вмешательство Супило весной 1915 г. обеспокоило не только Россию, но и западные союзнические круги. Вскоре после того военные неудачи Сербии и Черногории усилили, как я мог наблюдать, хорватскую (великохорватскую) ориентацию, ибо в их глазах судьба Сербии становилась неопределенной. После поражения и Сербия, из-за неопределенности общего положения, как я уже указал, должна была считаться с менее блестящим будущим. Не стану об этом распространяться, – я часто оказывался между двумя и больше огнями, но могу смело сказать, что я всегда действовал в интересах югославян; когда наконец (в половине 1918 г.) мы увиделись с д-ром Трумбичем в Париже, то весьма хорошо договорились. Конечно, этому еще предшествовала (в начале ноября) женевская конференция, о которой я узнал еще в Вашингтоне. Там Пашич согласился с Трумбичем и д-ром Корошцем и представителями различных партий не только о национальном и территориальном единении, но и о том, что Национальный совет Югославии (Narodno Vijeée Slovenaca, Hrvata i Srba), основанный 6 октября в Загребе, признан сербским правительством за представителя и правительство югославян из бывшей Австро-Венгрии и что будет избрано единое правительство для Сербии и югославян рядом с сербским и югославянским правительствами. Это я считал возмещением за противосербское заявление югославян в Вашингтоне 1 ноября, домогавшееся Югославянской республики (Женевское соглашение состоялось 9 ноября) и написанное д-ром Гинковичем (д-р Гинкович вышел из Югославянского комитета, а за ним стояла и значительная часть американских югославян). Нет сомнения, что Женевское соглашение усилило югославянский дуализм; тот факт, что оно не было подтверждено сербским правительством и королем, не помог. В частности, указывалось на то, что это было единое правительство без Пашича, – говорилось, что враги Пашича воспользовались женевской конференцией против него.
Новые споры с сербами и подозрения возбудила итальянская оккупация хорватской и словинской территории. Загребский сейм 4 ноября послал Вильсону протест против этой оккупации, потом следовал протест из Далмации, Боснии и т. д. В хорватских кругах распространялись слухи, что посланник Веснин согласился с итальянцами об оккупации. Д-р Трумбич стоял на точке зрения, что оккупацию нужно было возложить на американское войско, но не на итальянцев, а также и не на сербов, – конечно, эта точка зрения встретила отпор в Сербии.
Как я уже сказал, я упоминаю лишь о тех фактах из истории югославянского освободительного движения, которые имеют значение для нас; хочу еще подчеркнуть, что жалобы на нас не имели и не имеют основания. Если же я еще и теперь читаю, что Радич приписывает моему влиянию на союзнических государственных деятелей политический перевес Сербии в Югославии, то мне не остается ничего иного, как констатировать факт и ждать, пока успокоятся мысли. Между нами не было споров о принципах, потому что о югославянской программе решают югославяне, а не мы; правда, я советовал постоянно своим друзьям, чтобы они более конкретно работали над этой программой. Часто я не одобрял тактику, например, Супило по отношению к России. Вот другой пример: когда Ллойд Джордж в январе 1918 г. требовал от Австрии лишь автономии для угнетенных народов, Югославянский комитет протестовал против этого в «Times»; вначале хотел даже невозможного собрания всех югославян с королем и скупщиной во главе, которое бы решило будущее устройство югославянских земель. Одно из руководящих лиц еще в Америке упрекало меня, что я не выступил против Ллойд Джорджа и т. д. Не выступил публично – это так; но я зато обратил на недостатки этой программы внимание президента Вильсона, который в ту пору требовал для Австрии того же, что и Ллойд Джордж; что касается Англии, то мои взгляды были там известны и там были бдительные друзья. Кроме того, президент Вильсон осведомил секретно союзников о содержании моего меморандума, который я ему послал из Токио. Я непрерывно вел переговоры с союзническими правительствами и государственными деятелями, но не печатал об этом в газетах.