Мировая революция. Воспоминания

Печальные последствия имел для югославян в России несчастный инцидент в Солуни. Тайное офицерское общество «Црна рука» (иначе «Уједињење или смрт») начало свою революционную деятельность на солунском фронте, и было сделано покушение на жизнь королевича; бывший начальник сербского Генерального штаба Димитриевич (в июне 1917 г.) был расстрелян, некоторые участники были сосланы в Африку, – верховное командование на солунском фронте было французское и, как уверяли меня сербы, требовало наказания виновных. Приверженцы Димитриевича в России старались привлечь к себе симпатии; они подали и мне меморандум. О «Черной руке» я узнал кое-что еще до войны, в Белграде, – само собой разумеется, что я отнесся отрицательно к необдуманности политически раздраженных людей; я, однако, постоянно успокаивал рассорившиеся партии и взволнованных людей. Я признавал, что у сербов в некоторых случаях были сделаны ошибки, но в их положении требовались и более спокойная тактика и дисциплина.

Когда я приехал в Америку, то увидел сейчас же, что среди югославян не было спокойствия. У хорватов были колонии не только в Соединенных Штатах, но и в южноамериканских республиках, и я наблюдал, как там действовали различные местные взгляды и личности – совершенно так же, как вначале у нас. Много крови испортило то, что вашингтонский посланник Михайлович, с которым я познакомился в Риме, был Пашичем уволен (в конце июля); посланник, как говорили, тогда последовательно защищал точку зрения соглашения на Корфу и объединение югославян, из-за чего и впал в немилость, потому что Пашич, – так объясняли более спокойные хорваты – под влиянием заявления Вильсона и Ллойд Джорджа в пользу Австрии (в январе 1918 г.), не видел возможности соединить всех югославян, а потому хотел спасти для Сербии по крайней мере Боснию и Герцеговину и выход к морю. В Америке действительно соглашение на Корфу толковалось односторонне и так, что оно соответствовало более великохорватской и республиканской программе.

Когда 3 сентября 1918 г. мы добились много значившего признания Соединенными Штатами, югославянские лидеры хотели такого же признания и обратились ко мне, чтобы я вступил об этом в переговоры с правительством. Уже в половине октября я получил из Парижа от д-ра Трумбича подобное же предложение. Для меня было само собой понятно, что я всюду работал для югославян; договоры в Риме и на Корфу мне облегчали эту работу в Америке. Но, как не спали наши враги, так же не спали и враги югославян, – союзнические правительства и влиятельные деятели были уведомлены обо всех спорах и инцидентах между югославянами и настраиваемы против них. Какое было в конце войны настроение в некоторых кругах, можно видеть из слов, сказанных Клемансо о хорватах еще на мирной конференции, а именно что Франция не забудет участия хорватов в войне на неприятельской стороне! До известной степени действовала тоже точка зрения официальной православной России, которая не очень противилась хорватскому сепаратизму. Кроме того, противники югославян указывали различным американским учреждениям на австрофильские декларации, особенно словинских депутатов от 15 сентября и боснийско-герцеговинских католиков от 17 ноября 1917 г.