Мировой кризис. Восток и запад в новом веке

Ну и, конечно, мировой жандарм нужен прежде всего для устранения последних препятствий на пути к мировой власти глобального сверхобщества – России и Китая. Описанная ситуация является ситуацией принципиальной, исторической, и уклониться от нее не удастся. Нам придется через нее пройти и победить в очередной раз проект мирового тоталитарного господства, внутри которого только и возможен и необходим мировой жандарм.

3.7. Русский мир? Нет, русская Империя

Россия может воспроизводиться и бороться за свое выживание только как историческое государство политического интернационализма в рамках доминантной исторической русской культуры.

События последних лет окончательно подвели нас к тому неизбежному моменту, когда придется отбросить «политкорректность» в языке анализа собственной исторической ситуации.

Можно сказать и по-другому.

Дело не в том, чтобы убедить в чем-то наших так называемых оппонентов или партнеров. Это задача не столько безнадежная, сколько бессмысленная. Они ни в чем не заблуждаются. Они все прекрасно знают и понимают. И о своей подлинной роли в отношениях с нами, и о наших слабостях в их отношении, о нашем желании подыграть, особенно ярко продемонстрированном при лидерстве Михаила Горбачева и Бориса Ельцина. Наша стратегия умиротворения Запада потерпела полное фиаско. Именно ее Запад и обозначил как свою победу в холодной войне, хотя мы договаривались на ничью.

Дело также не в том, чтобы раз за разом демонстративно побеждать весьма и весьма на деле лояльных нам телевизионных противников, кочующих с одного нашего телеканала на другой и представленных одними и теми же лицами.

Надо перестать самим подвергать себя же тоталитарной неолиберальной цензуре, прежде всего в собственном историческом осознании, без которого все разговоры о русском мире, русской цивилизации и тому подобных скорее литературных, чем политических и организационно-управленческих понятиях, – просто разговоры для бедных.

Мы уже в достаточной степени осознали необходимость и, скажем прагматично, стоимость государства. В неизбежности исторического исчезновения которого нас пытались (и все еще пытаются) убедить уже не марксисты-коммунисты, а их злейшие враги – неолибералы и сторонники всеобщей управляемой демократии.

Нет государства – нет не то чтобы приемлемой жизни, наступает просто доисторический хаос. И расхлебывать последствия крушения государства приходится нескольким поколениям.

Однако то, чего мы пока ясно не понимаем, так это какое именно, какого типа государство нам необходимо, какое возможно и какое государство у нас быть должно. Следующая ловушка для нашего исторического самоопределения установлена уже на этом уровне.

Вот есть соблазнительное предложение: а давайте-ка уничтожим весь старый мир до основания, а затем… Затем все построим по правильным, системным, то есть антиисторическим, проектным чертежам. Как будто мы знаем научно достоверные и обоснованные законы общественных процессов, верные для любого места и времени, подобно законам физики. Заманчиво! Для такой затеи не нужно и даже вредно любое воспроизводство того, что имело место ранее, любая преемственность, любая традиция, любая историчность, любая культура.

Именно так нам сегодня предлагается построить либерально-демократическую Россию, которой никогда раньше не было. Самое удивительное, что мы уже так делали в своей истории. Заявка на создание СССР, новой России была оформлена строго по тем же правилам. Правда, уже очень скоро – с началом сталинизма как практики государственного строительства – выяснилось, что даже весьма и весьма социально, промышленно, политически, культурно модернизированная Россия не может не быть продолжением исторической России.

Воспроизвести придется куда больше, чем реально создать что-то новое. Великая Отечественная война вернула в народный оборот дореволюционные армейские традиции и церковную жизнь. Неважно, сколько потом было еще попыток вернуться к построению радикально нового коммунистического будущего. Если бы мы осознавали, сколь ограничен в действительности реальный объем жизнеспособных исторических инноваций, то, может быть, смогли бы сохранить многие из них.

Смешно говорить о новой России, якобы существующей только с 1991 года, под петровским еще триколором и двуглавым орлом Ивана Грозного. Понимание неизбежной историчности нашего государства постепенно начинает формироваться в нашем общественном сознании и проникать в различные сферы практики, хотя и с большим запозданием. Сегодня в область исторически воспроизводимого попадает уже не только опыт дореволюционной Российской империи, но и грандиозный исторический опыт Советского Союза.

Вторая ловушка для адекватного, то есть конкурентоспособного и сообразного мировой практике выживания больших народов, исторического самоопределения установлена уже на том участке пути, где историзм государственной практики становится признаваемым началом. Суть очередного заманчивого предложения выражается следующим образом.