Миры Филипа Фармера. Том 11. Любовь зла. Конец времён. Растиньяк-дьявол

— Вы работаете днем и ночью — я не осмелился побеспокоить вас из-за такой мелочи, — ответил Хэл, внутренне опасаясь того, что Макнефф сможет найти время и дать себе труд проверить его утверждение об отношении очкецов к растительности на лице. Лично Хэлу они об этом не говорили ни слова. Он изобрел себе оправдание, вспомнив о том, что когда-то читал о реакции индейцев на бороды белых.

Макнефф, прочитав еще одну коротенькую лекцию о необходимости стремления к безупречности и чистоте, наконец отпустил Хэла, и он, внутренне содрогаясь от пережитого, вернулся домой. Там он, для того чтобы успокоиться, принял пару коктейлей, а потом еще пару для того, чтобы окончательно прийти в себя и морально подготовиться к ужину в обществе Жанет. Он уже заметил, что чем больше выпьет, тем легче ему переносить отталкивающее зрелище обнаженного рта, пережевывающего еду.

ГЛАВА 17

Как-то раз, вернувшись домой и разгружая на кухне большую коробку с продуктами, Хэл игриво заметил:

— Ты что-то быстро на сей раз истребила все наши запасы. Ты ешь, случайно, не за двоих? А может, за троих?

Она побледнела.

— Maw choo! Ты сам понял, что сказал?

Он поставил коробку на стол и пожал плечами:

— Шиб. Да, Жанет. Последнее время я только об этом и думаю. Я просто не заговаривал с тобой об этом, чтобы не волновать тебя лишний раз. Но теперь скажи мне, я прав?

— Нет. — Ее трясло, как от сильного холода. — Нет-нет! Это невозможно!

— Но почему?

— Я знаю почему. И не спрашивай меня откуда. Этого просто не может быть. И лучше тебе вообще не затрагивать эту тему. Даже в шутку. Я этого не вынесу.

Он привлек ее к себе и сказал, глядя через ее плечо в пустоту:

— Ты не можешь? Ты уверена, что никогда не сможешь выносить моего ребенка?

Она тихо кивнула, и он ощутил нежный аромат ее пышных волос.

— Да, я уверена. И не спрашивай, откуда я это знаю.

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Послушай, Жанет. Я скажу тебе, что тебя так заботит: ты и я принадлежим к разным видам. Но ведь и твои родители тоже! И все же у них были дети. Правда, ты можешь думать о том, что если, например, у осла и кобылицы может быть потомство, то мулы всегда стерильны; у тигра и львицы тоже может быть потомство, но у тигрольва его быть не может. Тебя это беспокоит? Ты решила, что стерильна, как мул?

Она спрятала лицо у него на груди, слезы намочили ему рубашку.

— Ну давай посмотрим правде в глаза, девочка моя, — продолжал он, — ну даже если и так — то что? Предтеча знает, что у нас положение и так достаточно сложное, чтобы отягощать его еще заботами о ребенке. Мы были бы счастливы, если бы ты… Но если так — то что ж, у тебя есть я, а у меня есть ты. И это самое главное. Чего мне еще желать!

Но все то время, пока он поцелуями осушал ее слезы и помогал ей складывать продукты в холодильник, его преследовала какая-то смутная, еще несформировавшаяся толком мысль…

И все же Жанет ела все больше и больше с каждым днем и особенно много пила молока. Но, несмотря на это, ее фигура абсолютно не менялась, сохраняя совершенство форм. Что при ее растущем аппетите было особенно странным.

Прошел месяц. Хэл тайком приглядывался к ней, но ничего не изменялось: талия оставалась по-прежнему тонкой, а аппетит по-прежнему рос.

В конце концов Ярроу отнес неразрешимость этой тайны за счет своей полной неосведомленности об ее инопланетном метаболизме.

Прошел еще месяц. Однажды Хэл столкнулся в дверях библиотеки с Тарнбоем, и историк остановил его вопросом:

— Слышал? Ученые таки нашли глобинозапирающую молекулу! Похоже, на сей раз «сарафанное радио» не врет, потому что на 15.00 назначено общее собрание.

— Шиб, — только и сказал Хэл и постарался поскорее уйти от историка, чтобы тот не заметил его отчаяния.

Когда два часа спустя собрание закончилось, Хэл чувствовал себя так, словно на его плечи легла огромная тяжесть. Вирус был уже запущен в производство. И уже через неделю его будет синтезировано достаточно, чтобы загрузить им шесть ракет, готовых к тайному распылению его в атмосфере. Они должны будут начать с тотального опыления столицы, а затем, двигаясь по расширяющейся спирали, время от времени возвращаясь на дозаправку вирусом, методично обработать всю планету очкецов.

Придя домой, он застал Жанет в постели. Ее волосы разметались по подушке, словно черная корона. Она жалко улыбнулась.

— Что с тобой, Жанет? — Все его заботы тут же сменились одной: тревогой за нее. Он пощупал ей лоб — кожа была сухой и горячей.

— Сама не знаю. Вот уже две недели я чувствовала себя не очень хорошо, но я не придавала этому значения — думала, что само пройдет. А сегодня сразу после завтрака мне стало так плохо, что даже пришлось лечь в постель.

— Ничего, вылечимся. Я помогу тебе, — бодро сказал Хэл, хотя в глубине души он был совершенно растерян: если у нее действительно что-то серьезное, то где он возьмет для нее врача? А если лечить самому — то как? И от чего?