Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы

Вполне возможно, что самый первый знахарь-шаман каменного века потребовал этой клятвы от второго шамана. Кто знает? Но есть письменные свидетельства (которые вам никогда не увидеть), что первый врач цивилизованного мира, первый врач древнейшего из городов-государств — Шумерского царства, которое предшествовало даже Древнему Египту, — уже требовал этой клятвы от следующего.

Так вот, «Шумерская клятва» — прочистите мне, пожалуйста нос, дорогуша, если это вас не затруднит, — гласит, что врач никогда и ни при каких обстоятельствах не скажет ни слова о том, что касается истинных занятий врачей и истинной причины всех болезней...

Миссис Фелл попыталась несколько раз его перебить и наконец не выдержала:

— Доктор Гудбоди! Вы что, всерьез пытаетесь мне доказать, будто болезни — дело рук самих врачей? Что доктора сами их придумывают и распространяют? И что если бы не было докторов, мы все были бы стопроцентно здоровыми? Что они ловят и используют дилетантов, заражая их, а затем вылечивая, только ради своей карьеры, и делают на этом деньги, гася при этом все подозрения своими... своими... Но это же ужасная чушь!

По его носу потекла капля пота, но он не обратил на нее внимания.

— Да, миссис Фелл, и все же это правда! Но иногда (впрочем, бывает это довольно редко) бремя массового убийцы становится слишком тяжким для врача, и тот ломается. Тогда он пытается рассказать правду. С этой минуты он становится изгоем; его отлавливают, как зверя; его собственные коллеги объявляют его сумасшедшим; он умирает во время операции или же заразившись неизлечимой болезнью; или просто исчезает с концами.

— И почему ж тогда вас не убили?

— Скажу! Я спас нашего прославленного лидера — Великого Всеми Превозносимого Сверхгениального Шумера. Они обещали мне жизнь (а мы никогда не лжем друг другу — только пациентам). Но они должны были быть уверены, что я не смогу сбежать. А язык мне не отрезали только потому, что они садисты: болтай сколько хочешь, все равно — кто поверит пациенту из дурки? Да, миссис Фелл, и не надо смотреть на меня с таким ужасом. Бред психа из желтого дома! Я ведь сдвинутый? Ну правда?! Вы только в это и поверили?

Она погладила его по голове:

— Ладно, ладно. Я верю вам. Посмотрим, что можно сделать. Вот только...

— Что?

— Мой муж тоже врач, и когда я на секунду себе представила, что он состоит в секретной организации...

— Не рассказывайте ему! — закричал Гудбоди — Ни слова ни одному врачу! Вы что, хотите заиметь рак или слечь с коронарным тромбофлебитом? А то и поймать какую-нибудь новую, с иголочки, мозговую инфекцию? Они ведь, чтоб не умереть от скуки, постоянно что-то изобретают!

Но все было без толку. Миссис Фелл соглашалась с ним только для того, чтобы его успокоить.

В ту же ночь его отвезли в подземелье очень древнего дома, где пылали факелы и старые каменные стены сочились сыростью; где рокотали маленькие барабанчики и пронзительно ревели козьи рога; где одетые в алые мантии врачи с разрисованными лицами и с черными перьями на головах грохотали погремушками из тыквы; где усилитель транслировал Шумерскую клятву выпускникам 1970 года. И каждого нового инициируемого подводили к нему. Для того чтобы каждый осознал, что с ним будет, если он предаст свою профессию.

НЕ ОТМЫВАЙТЕ КАРАТЫ

Don’t Wash the Carats

Copyright © 1968 by Philip Jose Farmer

Нож рассек кожу, пила вгрызлась в кость, и полетела серая пыль. Затем к темени приложили вантуз (хирург был экономным человеком) и — плоп! — со звуком пробки, вылетающей из бутылки, выпиленный из черепа сектор отскочил. Доктор ван Месгеглюк в марлевой повязке направил внутрь черепной коробки лучик света и вдруг заорал не своим голосом:

— Клянусь Гиппократом! А также Асклепием и братьями Майо!

Вместо ожидаемой опухоли мозга в сером веществе засел большой алмаз.

Ассистент хирурга Байншнайдер^[39] и все медсестры столпились вокруг, по очереди заглядывая в дыру.

— Потрясающе! — восхитился ван Месгеглюк. — Алмаз уже обработан!

— Выглядит как бриллиант, ограненный «розочкой». Весом, на глазок, приблизительно 127, 1 карата, — добавил Байншнайдер (у него был свояк, занимавшийся ювелирным делом). Он пошуровал внутри черепа светозондом — замерцали искры, запрыгали тени. — Но он наполовину погружен. Может статься, что снизу он и не бриллиант вовсе. Но даже если и так...

— Пациент женат? — поинтересовалась сестра Люстиг^[40].

Ван Месгеглюк свирепо выкатил на нее глаза:

— Вы вообще способны думать о чем-нибудь, кроме замужества?

— А что мне делать, если все только об этом и напоминает? — томно пролепетала она и с такой игривостью вильнула бедром, что чуть его не вывихнула.

— И что, должны ли мы изъять... это? — осторожно спросил Байншнайдер.

— Это определенно злокачественное новообразование, следовательно, мы обязаны его оперировать!