Читаем Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности полностью

Вот почему лидерам партии приходилось прибегать к экивокам, объясняя, что никаких выводов о провале «мировой революции» в связи с «шанхайским переворотом» делать не следует. «Мировая революция», утверждали они, по-прежнему остается актуальной задачей, правда, решить ее удастся не сразу, так ведь и раньше победа была не близка. Неверны и выводы оппозиционеров о стремительно надвигающейся войне: угроза «империалистической агрессии», конечно, существует, только война не завтра и не послезавтра начнется, международное положение СССР стабильно, Красная Армия способна разгромить любого агрессора. И пусть враги внешние по-прежнему рассчитывают на помощь своих «братьев по классу», но именно теперь внутренние враги ослаблены, потому опасность «реставрации капитализма в СССР» преувеличена. И не нужно постоянно рассуждать о «международном положении»: на то есть правительство, а гражданам СССР надлежит выполнять его решения.

Соавторы ангажированного Нарбутом романа отстаивали именно эти тезисы. Доказывали, что в Шанхае ничего особенного, угрожающего СССР не произошло.

17 апреля жители Старгорода — Ипполит Матвеевич и Леопольд Георгиевич, которого друзья называли просто Липа, обсуждают политические новости. Естественно, захват Шанхая гоминьдановцами и вероятность разгрома иностранных кварталов:

— Как вам нравится Шанхай? — спросил Липа Ипполита Матвеевича, — не хотел бы я теперь быть в этом сеттльменте.

— Англичане ж сволочи, — ответил Ипполит Матвеевич. — Так им и надо. Они всегда Россию продавали.

Тем не менее вопрос о победе гоминьдановцев оба собеседника считают решенным. Соответственно, Леопольд Георгиевич отмечает:

— Они скоро всю Хэнань заберут, эти кантонцы. Сватоу, я знаю. А?

Вот и все, что в рукописи прямо сказано о шанхайских событиях. Событие, осмысленное лидерами оппозиции в качестве катастрофического, для старгородских обывателей предмет явно неэмоционального обсуждения. Какие-либо последствия, угрожающие СССР, не прогнозируются.

Однако «шанхайский переворот» стал тогда шокирующим потрясением. В Китае его прямым последствием были разгром коммунистов и формирование одним из лидеров — Мао Цзэдуном — новой программы, подразумевавшей опору на деревни и крестьян, а не на промышленные города и рабочих.

Также характерно, что о «шанхайском перевороте» А. Мальро опубликовал в 1933 году роман «Условия человеческого существования». Роман и ныне считается классическим. Сюжет его строится именно на событиях в Шанхае, главные герои — китайские и русские коммунисты. Причем русский Катов даже получил боевое крещение в Одессе 1905 года. Коммунисты организуют шанхайское восстание, но Коминтерн их не поддерживает. Герои погибают, кантонцы сжигают их заживо в паровозной топке.

Ныне основой проблематики романа считается одиночество героев, преодолевающих его в величественном и безнадежном деянии. Это и прежде вполне отвечало настроениям будущих экзистенциалистов, почему и литературно востребованным оказалось. В момент же публикации роман был воспринят как повествование о бесстрашных революционерах. Потому в СССР публиковались его переводы, разумеется с купюрами, а С.М. Эйзенштейн планировал снять фильм по сценарию автора «Условий человеческого существования». Кстати, роман французского антифашиста начинается почти так, как завершается роман «Двенадцать стульев»: революционер Чэн, вооруженный бритвенным лезвием и кинжалом, убивает спящего противника.

Совпадение, надо полагать, случайное. Неслучайно же принципиально различное осмысление масштаба событий — «шанхайского переворота». То, что Мальро и многими другими европейскими «левыми» интеллектуалами было воспринято как событие глобально трагическое, Ильф и Петров трактовали в качестве лишь газетной новости, относящейся исключительно к далекому Китаю. И теряющей актуальность буквально на следующий день — с новым газетным выпуском.

Роман «Двенадцать стульев» строился на тезисах официальной пропаганды. Главные герои романа — люди прошлого. Не только «лишние», но и «бывшие», как тогда говорили. Прошлым живет делопроизводитель загса Ипполит Воробьянинов, бывший помещик, бывший уездный предводитель дворянства, категориями прошлого мыслит священник Федор Востриков, бывший студент, мечтающий разбогатеть и открыть собственный «свечной заводик», мечтами о богатстве и праздности живет профессиональный мошенник Остап Бендер, «великий комбинатор», не желающий принять условия советского быта. Их ценностные установки соотносимы не с «новым социалистическим бытом», а с бытом прошлым. Заговоры потенциальных врагов советского режима вероятны лишь в безвредном и шутовском варианте «Союза меча и орала». И никакой военной опасности не предвидится. Скорой войны боятся только те же недалекие заговорщики (снова выделены снятые фрагменты).

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение