Заговорили о войне.
— Не сегодня завтра, — сказал Дядьев.
— Будет война, будет.
— Советую запастись кое-чем, пока не поздно.
— Вы думаете? — встревожился Кислярский.
— А вы как полагаете? Вы думаете, что во время войны можно будет что-нибудь достать? Сейчас же мука с рынка долой! Серебряные монетки, как сквозь землю, — бумажечки пойдут всякие, почтовые марки, имеющие хождение наравне, и всякая такая штука.
— Война дело решенное.
Дядьев напоминает собеседникам реалии незабытой еще мировой войны 1914–1918 годов. Тогда действительно выпускались в Российской империи почтовые марки, объявленные эквивалентом некоторых монет. Зато в остальном Дядьев, как намекают авторы романа, врет. Желаемое выдает за действительное. Почему и упоминает СТО — Совет труда и обороны — одну из влиятельнейших комиссий Совета народных комиссаров, созданную в 1920 году для оперативного решения вопросов промышленных и военных. Читателям соавторы подсказывали, что весной 1927 года СТО, разумеется, не «повернул» куда-либо, да и «видный коммунист» не стал бы с глуповатым паникером обсуждать проблемы внешней или внутренней политики. Но слишком уж велика жажда перемен, соответственно немедленно формируется аргументация: «— Вы как знаете, — сказал Дядьев, — а я все свободные средства бросаю на закупку предметов первой необходимости».
Установка на актуальность конструирует специфическую поэтику времени, которая в романе обусловлена скрупулезным вниманием к датам — точнее, к датам, актуализированным на страницах советской прессы.
Дядьев, как намекают авторы романа, комичен именно потому, что воспроизводит аргументы «левой оппозиции». Явно бессмысленные, к актуальной политической ситуации не имеющие отношения. Война отнюдь не прогнозировалась.
Характерно, что полемика с «левыми» отражена иллюстрацией Б.Е. Ефимова к опубликованному журналом «Огонек» в последнем декабрьском номере 1927 года фрагменту романа «Гусар-схимник»[92]
.На рисунке изображен бывший гусар, ставший монахом-схимником, а в советскую эпоху — кучером. Он проезжает мимо уличного плаката, где изображен жезл регулировщика, а под ним надпись: «Держитесь правой стороны».
Слово «правой» именно подчеркнуто. Такое указание действительно формулировалось регулировщиками уличного движения, но в данном случае, применительно к политической ситуации, акцентировано его каламбурное значение. «Правая сторона» — еще и «правильная». Как «правое дело». Соответственно, «левая» — сторона ли, оппозиция ли — заведомо не права. В 1927 году шутка была, что называется, проходной.
Время в романе газетное. Точно соотнесенное с газетными новостями. Соавторы, пожалуй, могли бы повторить хрестоматийно известную фразу А.С. Пушкина: «Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю»[93]
.Роман чутко реагирует на фиксированные в газете актуальные события повседневной жизни — внешнюю политику, спорт, уголовную хронику и т. п. Даже сон, который снится великому комбинатору в главе «Бриллиантовый дым», связан с периодикой. Остап видел «Тараса Бульбу, продающего открытки с видами Днепростроя».
В ту пору Днепростроем именовали строительство Днепрогэс — гидроэлектростанции в нижнем течении Днепра. Там и находилось Запорожье, что неизбежно вызывало ассоциации с запорожским казачеством и повестью Н.В. Гоголя «Тарас Бульба». Однако примечательно, что строительство Днепрогэс, как и действие романа, началось в апреле 1927 года.
В «Двенадцати стульях» газета — своего рода модель мира. Такова в главе «Клуб автомобилистов» газета «Станок»: «Всего газета на своих четырех страницах (полосах) могла вместить 4400 строк. Сюда должно было войти все: телеграммы, статьи, хроника, письма рабкоров, объявления, один стихотворный фельетон и два в прозе, карикатуры, фотографии, специальные отделы: театр, спорт, шахматы, передовая и подпередовая, извещения советских, партийных и профессиональных организаций, печатающийся с продолжением роман, художественные оценки столичной жизни, мелочи под названием “крупинки”, научно-популярные статьи, радио и различный случайный материал. Всего по отделам набиралось материалу тысяч на десять строк».