Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности

Вероятно, васюкинский гимн — аллюзия на некоторые положения статьи критика М.Ю. Левидова «Героическое в шахматах», опубликованной в первом номере журнала «30 дней» за 1926 год. По мнению Левидова, именно шахматы остались едва ли не последней формой героического состязания, так как для шахматиста возможны лишь два исхода поединка — победа или поражение, ничья же, по существу, несостоявшаяся партия. Все это, разумеется, не соответствовало общепринятому осмыслению правил шахматных матчей и турниров.

Чуть позже выдвижения идеи Международного Васюкинского турнира 1927 года «гроссмейстер О. Бендер» прочитал краткую лекцию: «“А теперь, товарищи, я расскажу вам несколько поучительных историй из практики наших уважаемых гипермодернистов Капабланки, Ласкера и доктора Григорьева”. Остап рассказал аудитории несколько ветхозаветных анекдотов, почерпнутых еще в детстве из “Синего журнала”, и этим закончил интермедию». Авторы вышучивают тогдашние споры о гипермодернизме — сложившемся в 1910-1920-е годы направлении шахматной стратегии, особенно сильно повлиявшем на дебютную теорию, о которой, кстати, должен был рассказать васюкинцам Бендер. Основателями этого направления считались Нимцович, Рети и Алехин. Сам термин «гипермодернизм», или «ультрасовременные шахматы», был предложен Тартаковером. Примечательно, что упомянутые лжегроссмейстером Капабланка, Ласкер и Григорьев гипермодернистами не были. Вполне логично, что Ильф и Петров не дали в обиду советских граждан и даже от доверчивых васюкинцев компаньонам пришлось спасаться бегством.

Таким образом, если на уровне литературной игры глава «Международный шахматный конгресс» функционирует как аллюзия на прозу Катаева, то на уровне современных реалий она — как своего рода мини-энциклопедия шахмат. Причем в статье современного ученого впечатляюще демонстрируется, что сам проект международного шахматного турнира, суждения Остапа о шахматах и шахматистах и даже их стилистика часто восходят к модным тогда книгам Тартаковера[95]

.

Вслед за шахматами в «Станке» всплывают: реклама секаровской жидкости (популярное средство для омоложения, созданное французским физиологом Ш. Броуном-Секаром из семенных желез животных), политическая карикатура на милитаристские планы Веймарской Германии, статья наркома здравоохранения Н.А. Семашко — вплоть до «чубаровского дела». В августе 1926 года в Чубаровом переулке Ленинграда было совершено бандитское нападение на фабричную работницу с последующим групповым изнасилованием. В декабре 1927 года слушание дела завершилось в Ленинградском губернском суде. Обвинение в изнасиловании было предъявлено 22 подсудимым, еще 4 привлекались к ответственности «за дачу ложных показаний». Самому старшему из «чубаровцев» исполнилось 50 лет, остальным — от 17 до 25, причем социальное положение преступников не позволяло обойтись привычными ссылками на «буржуазную психологию» при объяснении причин инцидента. К примеру, автор хроникальной статьи «Чубаровский процесс», опубликованной во втором номере журнала «Красная панорама» за 1927 год, сообщал, что все обвиняемые — «рабочие, в большинстве — семейные, в большинстве — не пьяницы, в большинстве — не судившиеся, есть и комсомольцы. Короче, это не так называемый “преступный элемент”. В этом и лежит глубокая социальная серьезность процесса, поэтому к нему и было привлечено внимание всего Советского Союза». Процесс приобрел политический характер: в периодике подсудимым инкриминировали «нападение на советский быт» и т. п., на предприятиях организовывались «митинги трудящихся», выносившие резолюции с требованиями самого сурового наказания «чубаровцам»[96]

. Семеро из них были приговорены к расстрелу, остальные, включая обвиняемых в лжесвидетельстве, — к различным срокам лишения свободы.

Однако в условиях тоталитарного социума газетное слово — прежде всего политическое слово, а газета — носитель официального послания всемогущей и всепроникающей власти. Это послание транслируется в центральной «Правде», вслед за ней — в других СМИ, которое обязательно повторяется в приватных разговорах и т. д. Обозначая этот идеологический комплекс термином «публичная культура» («искусство, музыка, литература, кино, драма, публичные чтения, радио и многое другое»), Дж. Брукс выделял в качестве наиболее показательной формы именно прессу, «партийную газету “Правду”, которую коммунисты 20-х годов уподобляли по влиянию и авторитету Библии, правительственную газету “Известия”»[97] и т. п. Или — как говорил Остап Бендер в «Великом комбинаторе»: «Людей, которые не читают газет, надо морально убивать на месте. Они никому не нужны». И разъяснял экипажу «Антилопы» свое политкорректное мнение: «Теперь я ясно вижу, что попал в общество некультурных людей. Начинаю думать, что никто из вас не получил высшего образования. Во всяком случае, газет вы не читаете. Между тем газеты читать нужно. Кроме общего развития, газеты часто подают гражданам идеи!»