Мишкина каша

Признавая групповой характер смеха, но не находя никакой разницы между группами, можно прийти, в конце концов, к выводу, что каждый смеётся над тем, что ему нравится (или над тем, что ему не нравится), а раз так, то смешным, комическим может считаться всё, что угодно: и хорошее, и дурное. Для этого, как считает Бергсон, необходимы лишь два условия: неприспособленность к обществу у осмеиваемого и отсутствие сочувствия у смеющегося. Поскольку человек, не приспособленный к обществу, не разделяющий его идеалов, идущий с ним вразрез, и не возбудит к себе сочувствия со стороны членов этого общества, постольку для возбуждения смеха достаточно было бы и одного условия, то есть неприспособленности к обществу. Условие это, как мы уже убедились, совершенно необязательное и недостаточное.

Не разглядев классовой природы смеха, принимая за комическое подчас то, что комическим не является, Бергсон пришёл к выводу, что смех не всегда воздает по заслугам, то есть бьёт иной раз не туда, куда Бергсону, как представителю определённого класса, хотелось бы. Эту непонятную, с его точки зрения, коварность смеха Бергсон объяснил по-своему. «Чтобы воздавать всегда по заслугам, — писал он, — смех должен быть результатом размышления, но он выражается самопроизвольно. Ему некогда каждый раз смотреть, куда упадёт удар. В этом смысле смех не может быть абсолютно справедливым».

Заметим тут же, что и размышление зависит от взглядов, от мировоззрения размышляющего и само по себе не является гарантией справедливости. Требовать, чтобы смех являлся результатом обычного размышления, значит требовать, чтобы смех перестал быть смехом, то есть актом, в котором мысль выражается через чувство, но у которого тем не менее есть своя логика, своё молниеносное «размышление». Это «размышление», вырываясь самопроизвольно, то есть раньше, чем мы смогли бы объяснить сами себе, почему мы смеёмся, всё же содержит определённую оценку осмеиваемого явления, отличающуюся искренностью суждения, так как может выражать иной раз больше правды, чем мы решились бы высказать в результате зрелого размышления.

Бергсон не разглядел той подспудной, молниеносной работы мысли, которая приводит к образованию чувства (чувства, следовательно, осмысленного), выражающегося в смехе. Объявив смех бесчувственным, он вслед за этим объявил его и бессмысленным. Сначала он считал смех выражением чистой мысли (обращенным к чистому разуму), потом же нашёл, что смех не является результатом размышления, так как вырывается самопроизвольно. Чего же стоит разум без рассуждения и что ему остаётся в таком случае делать, как не бить без всякого смысла куда попало, то есть и правого, и виноватого? Разум без размышления — вещь, по самой малой мере, поверхностная, неглубокая. Такому разуму недоступны глубины человеческой души, тончайшие извивы человеческой психики.

Понимание Бергсоном комического как случайного, незакономерного, непознаваемого находится в полном соответствии с его псевдонаучной теорией интуитивизма, в котором якобы даётся «непосредственное» познание истины вне процесса чувственного и интеллектуального познания и лежащей в его основе практики.

С бергсоновской философией смеха можно было бы и не спорить, если бы мы и теперь не отождествляли иной раз комическое вообще с одной из его примитивных форм, то есть с комическим-косным (инертным, автоматическим), усматривая при этом в косности или инертности только сопутствующий им элемент случайности и не замечая присущего им элемента закономерности.

Смешное, в представлении Бергсона, — явление поверхностное, проистекающее не в силу какой-то поддающейся учёту закономерности, а в силу чистой случайности, стечения обстоятельств, несоответствия тем или иным жизненным обстоятельствам (неприспособленности к ним). Смешное Бергсона, таким образом, — не смешное. И Бергсон неспроста пришёл к мысли, что над смешным не надо смеяться. Над подобного рода смешным действительно не надо смеяться. Бергсон как бы не замечает истинного, глубинного смешного: трусости, глупости, скупости, хитрости, приспособленчества всех форм и видов, которое уж никак не заподозришь в неприспособленности к чему бы то ни было.

Истинно комическое явление (явление, осуждаемое смехом) далеко не случайно, а проистекает в силу определённой, хотя и отрицательного свойства, закономерности, направленности. Закономерность комического — в том, что оно имеет место тогда, когда мы поступаем не так, как нужно, делаем не то, что нужно, идем вразрез с общими устремлениями и интересами.

Обнаружить в явлении лишь случайное, как это делает Бергсон в отношении комического, — значит признать явление непознаваемым и отказаться от его изучения.

Познать закономерность явления — значит познать и само явление, а следовательно, и поставить его на службу обществу.

13. Заключается ли комическое в перевесе образа над идеей?