Миссия Русской эмиграции

...Левая печать со временем стала утверждать, что крайность «крайне правых» заключалась именно в монархизме. Это неверно: например, оба возникших после съезда Объединения состояли преимущественно из монархистов (им был и П.Б. Струве). Более того: именно «монархическая идея стала объединяющим моментом» правого фланга эмиграции и составной частью «белой идеи», - подчеркивал Римша. Если первые годы эмиграции отмечены активностью социалистов и либералов, то с течением времени «происходило заметное смещение в сторону сторонников монархической идеи. Это не значит, что росло число приверженцев Рейхенгалля. Речь идет о большой массе тех, кто не присоединился к какой-либо политической организации, но свои симпатии открыто отдавал монархистам. Если вообще можно говорить о каком-либо общественном мнении эмиграции, при всей ее политической разрозненности.., то можно сказать, что общественное мнение все сильнее поворачивалось в сторону монархии... Это проявилось на всех крупных съездах. Первыми обратили на это внимание социалисты, увидевшие в этом для себя опасность... Струве считает, что в 1925 г. монархисты составляли 85 % всех эмигрантов», включая «студенческую молодежь, которую в сильной степени притягивала монархическая идея, ...и даже те круги, от которых, из-за их прошлого, этого можно было меньше всего ожидать». Этот процесс не был отражен во влиятельной эмигрантской печати, находившейся в руках леволиберального фланга, но, как уже отмечалось, «было бы неправильно по позиции демократической прессы заключать, что стоящие за ней круги были ведущими в эмиграции»[86].

Поэтому границу между правыми и «крайне правыми» в те годы следует проводить не между сторонниками монархии и республики, а между разными пониманиями монархии, как это делал монархист И.А. Ильин:

«...надо признать, что старшее поколение русских "крайне-партийных" монархистов (за немногими, всем известными исключениями) – всегда было и всегда будет неспособно выявить духовное обаяние монархического начала и утвердить его жизненную силу». Вместо этого, «выступая в качестве "крайне-партийных" агитаторов, они насаждают в душах псевдо-монархический

дух»: «начала вредной централизации, касты, средостения, бюрократии, временщичества, безправия и обскурантизма, словом извращенной центростремительности», которые «не составляют сути монархизма... а младшее поколение, по неопытности бредущее за этою "крайне-партийностью", впитывает в себя эту извращенную традицию и приучается к воспроизведению старой лжи и старых ошибок». Такой «монархизм» способен «привлекать не идейных людей, а либо наивных, либо алчных; идейные же и мудрые люди будут отходить от них все более... В вопросе монархии и республики необходимо идейное творчество»[87].

В целом это творчество было все же заметно в значительных кругах монархистов, начиная с их основополагающего съезда в баварском городке Бад Рейхенгалль. Этот «Съезд Хозяйственного Восстановления России» был проведен с 29 мая по 7 июня 1921 г.; в нем участвовало 106 делегатов из европейских стран и Америки, в том числе бывшие члены Думы, Государственного Совета, русского правительства, видные военные; почетным председателем был митрополит Киевский Антоний, председателем - А.Н. Крупенский; при открытии съезда с церковным обоснованием монархии выступил архиепископ Волынский Евлогий.

Этот съезд тоже не был реставраторским. В его документах отражены, в сущности, столыпинские реформаторские идеи и результаты церковных реформ («воссоздание начала соборности и восстановление патриаршества»). Утверждая монархию как «единственный путь к возрождению России», рейхенгалльский съезд соединял ее с такими принципами: «единоличное владение землей на правах частной собственности» и решение этого вопроса в интересах «многомиллионной массы земледельческого населения» (предполагалось оставить за крестьянами поделенную ими землю, возместив владельцам ее стоимость за счет государства), «право свободного труда, охраняемого законом от всякой эксплуатации», равенство всех перед законом; неприкосновенность личности, свобода гражданская, политическая и вероисповедная, примирение со старообрядцами[88]

– все это мало чем отличалось от гарантий гражданских прав в демократических конституциях. В «Докладе по основам тактики и организации Монархического движения» отмечалась «необходимость коренного пересмотра существовавшего до революции законодательства»[89].