Миссия Русской эмиграции

В непопулярности Великого Князя Кирилла Владиміровича сыграл роль и слишком властный тон его заявлений (при небезспорности претензий), и то, что до тех пор он не проявил себя на политическом поприще – разве что нарушением присяги и демонстративным выступлением в поддержку Февральской революции еще до отречения Государя (чего именно верные монархисты не могли ему простить). Великий Князь Николай Николаевич же, хотя и не входил в число ближайших по закону претендентов на престол (он шел третьим), был известен как военно-политическая фигура, способная организовать борьбу против большевиков – поэтому он и стал вождем эмиграции на Зарубежном съезде, где сторонников Кирилла Владиміровича вообще не было.

Раскол в монархическом движении нанес значительный ущерб престижу русской эмиграции. Антимонархические силы пытались его намеренно углубить. О том, кто был прав и кто неправ в этих спорах – в эмиграции до сих нет единого мнения. Видимо, необычность ситуации давала чувство правоты сторонникам противоположных точек зрения. Лишь после смерти вел. кн. Николая Николаевича в 1929 г. авторитет Кирилла Владиміровича стал постепенно укрепляться. Главную роль в этом сыграла поддержка, оказанная ему первоиерархом Зарубежной Церкви. Митрополит Антоний признал Кирилла носителем царской власти, сочтя для этого достаточным принцип первородства (по мужской линии), то есть старшего в династии: «если мы не примыкаем к обоим бунтам 1917 года, ...то должны признать, что согласно законам, согласно древнему разуму и примеру прежних Государей, ... власть Царскую получает законный Наследник сам по себе, т.е. прямо от Промыслителя Господа без всякого избрания, ибо избрание рода Романовых, с его потомством на царство совершилось в 1613 году Великим Земским Собором в Москве, каковое избрание никакой законной властью отменено не было и не может быть отменено»[93].

В связи с этими спорами монархическому флангу пришлось выслушать много критики слева – и справедливой, и несправедливой. Заметим, однако, что идея монархии в своей основе относится не столько к политическим, сколько к духовным. Что же касается политики – то нет оснований относить Великого Князя Кирилла Владиміровича к крайне правым «доктринерам» и «реставраторам» только потому, что он объявил себя Императором; его программные заявления (например, в 1925 и 1927 гг.) мало чем отличалась от решений Рейхенгалльского съезда; более того: в 1920-е годы он даже был готов совместить монархию с американской моделью демократии, в 1930-е – с системой Советов (правда, такая податливость тоже не вызывала симпатий)...

К крайне правому флангу, который давал больше оснований для справедливой критики, следует отнести тех «зубров», которые требовали безоговорочной реставрации старого – даже не по идейным убеждениям, а потому, что лично им раньше жилось хорошо. Которые по некоему «естественному закону» ставили себя выше других и могли, например, сказать: «Вообще-то я не люблю чернь, но вы, милочка, мне очень нравитесь!»[94].

Была, однако, у значительной части правого фланга одна общая склонность, заслуживающая сожаления: без всяких доказательств зачислять любых оппонентов в "жидо-масоны". Например, в прокламации "Российского Имперского Союза" в 1938 г. говорилось: «Евразийцы, непредрешенцы, рдовцы, второсоветчики, новопоколенцы, оборонцы, возвращенцы, имковцы и прочая, и прочая – руководимы невидимой для них силой масонских лож, вдохновляемых скрытым в тени иудейством»[95]

.

Будущим исследователям эмиграции с подобными обвинениями придется встречаться весьма часто. Но за этими страхами перед «жидо-масонским заговором» нужно видеть и их причину: реальную историческую подоплеку той эпохи, иначе позиция правых будет непонятна. Поскольку эта тема теперь особенно табуирована и малоизвестна – в следующей главе придется сделать историческое отступление, необходимое и для понимания многого другого, о чем говорится в этой книге и к чему давно пора перейти.

5. …и мір, в котором она оказалась

Без этого будет непонятна не только позиция правых, но и миссия всего русского зарубежья: она определялась не только уникальностью ситуации на родине, но, в не меньшей степени, и состоянием міра, в котором русской эмиграции пришлось существовать.

Споры на тему «жидо-масонского заговора» типичны не только для эмиграции, но и для всей переломной эпохи XIX-XX веков. В правых кругах программой этого заговора, считаются «Протоколы сионских мудрецов». Основное утверждение состоит в том, что евреи, будучи сами немногочисленны, используют тайную масонскую организацию как инструмент для целенаправленного разложения и порабощения христианского міра его же руками, с целью установления своего мірового господства – чем объясняются и революция в России, и власть большевиков. Чтобы отделить здесь факты от домыслов, лучше всего обратиться к масонским и еврейским источникам[96].