Мистер Кольт

— Не знаю, Валя. Дело завести, конечно, можно, а возможно, и нужно, а с другой стороны, ну посажу я их сейчас, кем они выйдут года через три? У нас ведь исправительные учреждения только называются исправительными, а на самом деле что они делают, изолируют на некоторое время от общества опасных, неугодных этому же обществу элементов. А выйдут они на свободу уже настоящими, полностью сформировавшимися уголовниками, ворами, бандитами, а того и гляди — убийцами. На зоне свои университеты, не хуже меня знаешь. А потому, Валя, мы не только ловим, садим, караем, а еще и при случае исправлять стараемся вместо тех же исправительных учреждений. Ну не исправлять, а подсказать, подправить, подкорректировать. Они ведь сейчас на грани оказались, на краю балансируют, а мы тут как тут. Возможно, после сегодняшней беседы оставят это дело, не будут в это лезть, потому как почуяли запах, гнилостный душок зоны. Это мы с тобой рассуждениями занимаемся, а они ведь реально только что почувствовали всю серьезность своего положения. Тюрьма, суд, зона — и все, считай, на этом нормальная жизнь нормального человека закончена. А я думаю, они все-таки нормальные ребята.

Аранский подошел к столу Кордыбаки:

— И что у нас теперь получается по картинкам твоим?

— Да все тоже. Убил четыре человека, зачем, почему, нет ясности.

— Почему нет, — Аранский сел на стул. — Буду говорить, а ты можешь дорисовывать. Думаю, так. Насколько нам известно, Коллекционер поехал на Святошинский рынок за оружием. Там он встречался с Букетом, это известно точно, есть свидетель. Очевидно, договорились они и через час встретились в электрощитовой, где Коллекционер и уложил Букета вместе с напарником из купленного пистолета, предварительно отметелив их. Почему он так поступил, не могу сказать, только предположения, то ли деньги решил сэкономить, то ли свидетеля убрать, а может, и то и другое.

— Хорошо, а оружейная мастерская, их-то за что?

— Мастерская… — Аранский задумчиво достал из пачки сигарету, но нюхать не стал. — Изначально Олег направил его не к Букету, с Букетом он не был знаком, если ему верить, а в мастерскую, значит, приехав на рынок, Коллекционер сначала зашел к оружейникам.

— Те отказали.

— Возможно, Валя. И он стал искать другие варианты, там же, на рынке, и, можно сказать, повезло, каким-то образом вышел на Букета.

— Тогда зачем убил оружейников? Они ведь не были свидетелями сделки, ну интересовался кто-то, это же не повод убивать?

— А здесь вопрос, — Аранский понюхал сигарету и положил ее обратно в пачку. — Но убиты все четверо, и из одного оружия. Даже гильзы не забрал.

— Получается, пока на этом все, тупик, немногое прояснилось, — Валентин не знал, что еще дорисовать или куда поставить стрелку. — Кстати. А Петровка? Там ведь, предположительно, пятьдесят на пятьдесят, то же самое оружие фигурировало.

— А здесь, если принять за факт то, что оружие одно и то же и Коллекционера это рук дело, все как-то на свои места и становится.

— И как?

— Смотри, Валя, что я думаю по этому поводу. Изначально все началось с Петровки. Видно, немалые суммы проходили через менялу, и убийца об этом знал. Продумал план, но остановка была за оружием. Начались его поиски, которые затем закончились событиями на Святошинском рынке. Даже по хронологии получается, сначала Букет с приятелем, оружейники в киоске и только через три дня на Петровке меняла с супругой, причем все жертвы убиты выстрелом в голову, назовем это вроде как один почерк. Теперь дорисовывай свою схему.

— Да… — Валентин покачал головой. — Коллекционер этот людей убивает, прямо как дрова рубит.

— А что, так на схеме своей и отметь — Дровосек. Никакой он не коллекционер, фигня все это, повод для поиска оружия. Будем называть его для ясности — Дровосек.

Валентин посмотрел на часы. Аранский понял и согласился:

— Да, ты прав. Голова уже не варит, пора закругляться.

Они вышли на улицу. Вот и день пролетел, стемнело, и не вечер был уже вовсе, а ночь, ну, начало ночи. Вот что касалось ночи, то она еще вся была впереди, и это Валентина радовало. И не только. От мысли этой как-то и усталость, накопившаяся за день, отступала, и настроение поднималось, и проблемы трудовые уходили на второй план, теплело по всему организму, а где-то в глубине еще и таяло. Валентин повел носом, нет, теплело не оттого, просто ветерок повеял южный, ласковый, приветливый, обнадеживающий — все-таки наступала весна, и уже вовсю.

Подошли к белой «сонате».

— Может, подкинуть? — Аранский открыл дверь машины. — Или ты на своей?

— На своей.

— Не домой?

— Да нет пока.

— Тогда удачи.

— Спасибо. Вам тоже.

— Мне-то чего?

Аранский уже почти сел в машину, но вышел обратно:

— Я вот не пойму, и что они в тебе находят? Вот не знай тебя, прошел бы мимо и не заметил. Ладно, не обижайся, это я так, здоровая зависть. Потому как время мое прошло. Да, что еще, — он подошел к Валентину и слегка похлопал ладонью по его плечу. — Завтра, прямо с утра, езжай на Петровку, а то вчера ведь так и не добрался. С этим задержанием еще сегодня. Взять бы этого Дровосека, все точки бы расставили.