Мистификация

Человек, который дождался того самого дня, может считать, что он прожил свою жизнь не зря. Это день, когда понимаешь, какое оно — настоящее счастье. Неподдельное. Абсолютное. Такое, от которого сердце вот-вот лопнет от переизбытка эмоций. Оно колет, ноет, бьется в шальном ритме и… щемит. Невыносимо и больно, но ты наслаждаешься этой болью, как конченый мазохист, потому что наконец-то живешь. По настоящему. Когда захватывает дух. Когда становишься жадным… алчным, смакуя каждую секунду, которую проживаешь, потому что не хочешь потерять ни одну из них. Когда сходишь с ума от чувства, что тебе страшно. Так страшно, как никогда в жизни, что все это может закончится. Когда скучаешь по человеку, даже когда он рядом. Когда каждую минуту, когда не вместе, тебя ломает от желания вернуться, послать к черту все остальное и дышать только им. Когда увидел ее, меня окатило такой лавиной эмоций, что я не мог пошевелиться. Словно время остановилось в какой-то зловещей тишине, даже сердце перестало биться, а за секунду потом радость бешеная, что нашел наконец-то. Нашел. Гребаный год прошел… она словно сквозь землю тогда провалилась… Сотни раз видео с кладбища перематывал, проклинал себя за все, через что пришлось ее протащить: ужас, побои от отца… я нашел те фото в ее компьютере, где на ней места живого не было и орал, выл от боли вместе с ней… На синяки и кровоподтеки смотрел и, казалось, зубы в крошево стираются, так челюсти сжимал. Сукин сын… мразь. Подонок конченый. Я ему пальцы на живую рубить буду и руки его проклятые за то, что тронуть ее посмел. И апофеозом ее истерика на кладбище. Крики дикие, от которых меня трясло, как в лихорадке. Только я не мог этого предвидеть. Она не должна была быть там. Я сутками тогда смотрел на эти кадры и хотелось самому себе горло перерезать, потому что дышать не мог, потому что невыносимо это. Сидеть за этим гребаным монитором, каждый шаг отслеживая, секунды считая до того, как урода этого урыть. Он должен был тогда умереть. Сразу же после церемонии. У нас все продумано было, и тут я ее увидел. Как дрожит вся, и не видит ничего перед собой, и подорвался сразу, чтобы мчать туда. Изгой остановил. Насильно.

Преодолевая сопротивление, мы даже подрались. Потому что это невыносимо было. Мне хотелось послать, нахрен, тогда весь этот гребаный план, провалить все это циничное представление и просто вырвать этому ублюдку сердце и закопать его там же, на месте. И пусть горит все синим пламенем, а ее в охапку — и куда глаза глядят…

Не дали. Макс с Изгоем остановили. Я ненавидел тогда их обоих за это. Проклинал на чем свет стоит, вырываясь из стального захвата и наблюдая, как она убегает после того, как в Ахмеда выстрелила. Мне даже плевать было, убила она его или нет. Я думал только о том, чтоб ее не остановил никто. Менты не загребли. Я себе забрать хотел. Сейчас. Немедленно. Я устал тянуть к ней руки и хватать воздух. Каждый раз. Снова и снова хватать гребаный воздух и рычать от бессилия…

— Граф, бл***. Ты что творишь? Мы ее перехватим, далеко не уйдет. Успокойся. Да сядь же ты.

А я успокоиться не мог, словно чувствуя, что нет… уйдет. Уйдет настолько далеко, что мне год понадобиться, чтобы найти. Даже когда казалось, что нет в этом мире места, в котором бы мы ее не искали. Хотелось головой о стены биться от бессилия. КАК? Как это возможно, чтобы человек исчез вот так? Был и не стало. Всех на уши подняли, все трассы, поезда, аэропорты, проезжающие машины проверяли — но ее не было. Не было, бл***. Казалось, что на куски разваливаюсь, что с каждым днем еще одна часть меня подыхает, только я не мог с этим смириться. Не после всего, через что прошли. Видимо, так нам по судьбе написано. Вечная гонка… Чтобы не думал, что получил — и моей навсегда станет. Чтобы боялся терять. До животного ужаса и трясучки в коленях. Держал возле себя стальными цепями и не отпускал ни на секунду. А я отпустил. Дважды. И сейчас платил за это по счетам. Цена оказалась слишком высокой, а ответный удар настолько сильным, что порой казалось, что меня ломает, колени выворачиваются, и я сейчас рухну на пол, словно беспомощный инвалид, и буду харкать собственной кровью, пока не задохнусь от этого долбаного отчаяния. И опять подрывался с места, садился за руль, ехал в неизвестном направлении, хватаясь за призрачные обломки надежды. Каждый телефонный звонок вздрагивать заставлял, потому что не знал, что там услышу. А их становилось все больше. Выборы, политика, дела, и это чертово "НАДО".