Мистификация

Черт. Что же меня сейчас словно наизнанку выворачивает. Не могу сидеть вот так спокойно, хочется остановить чертову машину и выйти из нее, вдохнуть воздух полной грудью, и целовать ее до исступления.

— Больше никаких страшно… Люблю тебя…

— Скажи еще раз… потому что мне кажется, что это сон.

— Люблю… Как одержимый люблю… И это не сон…

— Я ведь оплакивала тебя до самой нашей встречи, жить не могла нормально, понимаешь? Почему так поступил со мной? Знал, что сейчас любые слова прозвучат глупо и жалко, как дурацкое оправдание, которое не выдерживает никакой критики.

— Тебя не должно было быть там… Никто не должен был попасть туда, кроме… Нам пришлось лгать, любимая… — Но как все произошло? Ведь тебя видели… там. И кто этот человек, которого?..

Как же все-таки паршиво от этих ее вопросов. Я знал, что моя девочка не питает иллюзий на мой счет, но рассказывать о том, что я без тени сомнений подставил под пулю другого человека, пусть даже я ни на секунду не жалел об этом, не хотелось. Она и так настрадалась.

Это Фиму расстреляли тогда в центре города. Я не убил его тогда, как будто чувствовал, что пригодится. И когда он пришел ко мне с ребенком на руках, корчась от ломки и умоляя, чтоб денег ему дал… я мальчика забрал и сказал, что сам о нем позабочусь. Что конченому наркоману ни копейки не дам, потому что скорее ребенка уморет, чем он откажется от очередной дозы. Он затаил злобу тогда, через бывших напарников с людьми Ахмеда связался, поэтому и сорвалась тогда вся наша затея, когда Александра к заправке не приехала.

Только Фима в последствии, как оказалось, и правда к ребенку этому привязан, готов был на все ради того, чтобы его вернули. Я пообещал… знал, что лгу, но пообещал, что отдам. Хотел запустить пулю в лоб твари, только подумал, что должников лучше держать в живых. Некоторое время. Особенно если в твоих руках крючок, на котором тот плотно сидит.

И когда мы с Максом и Изгоем думали, как использовать ту информацию, которая у нас оказалась, то мне сразу Фима на ум пришел. Собаке собачья смерть. А мальчик? Пока что он побудет в больнице, пока я не выясню кое-что весьма и весьма важное… Просто не время пока. И вот, в очередной раз, когда Фима умолял дать увидеть племянника хотя бы одним глазком, я сказал, что согласен, но только после выполнения одного задания. Тот согласился, не задавая лишних вопросов.

Ему заранее даже такую же татуировку набили, как у меня на руке была — для формальности. Для протоколов опознания и экспертиз всяких. Понятно, что все, кто был вовлечен в это дело — прекрасно знали об этой спланированной мистификации. И именно об этом мы и толковали тогда с генералом ФСБ. Чтобы похоронили без шума, никаких СМИ, усиленная охрана и ограниченный список "гостей". Фиму приодели… Одежда, обувь, темные очки… Я зашел тогда в задние бизнес-центра и сразу же вышел… Только это был не я… Шагал, делая вид, что забыл что-то в машине. Это заняло секунд десять. Фиму сразу же сняли тогда. Расшибли голову всмятку, и вторым выстрелом в лицо. Это, можно сказать, везением было. Когда тело есть, дело есть, а лица нет… Черный юмор, но уж как есть.

Мы ведь об этом покушении знали все до мельчайших деталей. Настю взяли тогда и держали под присмотром все эти дни — чтобы ублюдки, с которым она тогда общалась, не заподозрили ничего. Так и узнали о том, что они планируют…

А потом Настя так глупо и бездумно ушла "уйти из жизни"…

Но что поделать, это ведь "ее выбор"…

— Когда-нибудь мы поговорим об этом. Ведь главное, что все так, как есть, а не иначе, правда?

— Да, Андрей… Было бы иначе — я бы дышать перестала.

Понимаешь?

— Никаких если бы… С нас довольно.

— Твое слово — закон? — и смотрит на меня безумно нежным взглядом, а я чувствую, что, как и я, не хочет даже на мгновение из вида меня потерять.

— Ты всегда была умницей, Александра…

— Твоей умницей, Андрей… но законы все же надо пересмотреть и внести поправки.