Митрополит Филипп

Девятого марта 1502 года он погиб под Ивангородом[2], когда на крепость напали ливонские немцы, так что внука своего знать не мог. Зато внук наверняка слышал от отца рассказы о великом деде.

Сын Ивана Андреевича Степан (Стефан) родился где-то в новгородских землях и унаследовал земельные владения на Новгородчине[3]. Он также пытался делать карьеру, но достиг куда меньших успехов. Кроме него у Ивана Лобана-Колычева было еще четверо сыновей, поэтому богатства отца при дележе наследства распылились; доля, доставшаяся каждому из братьев, не могла служить надежным трамплином для возвышения. Каждый должен был самостоятельно выслуживать новые поместья и вотчины.

Степан Иванович носил странное прозвище — Стенстур. Так звали крупнейшего политического деятеля и просветителя Швеции тех времен: Стен Стуре Старший. На протяжении десятилетий он правил страной в качестве регента[4]

, отличался большим государственным умом, удачно воевал, в том числе и против русских. Что означает прозвище Степана Ивановича, понять сложно. Возможно, тот, кто так его назвал в первый раз, имел в виду нечто вроде: «Ну ты прямо Стен Стуре, ума палата!» То ли речь шла о внешнем сходстве, то ли о каких-то событиях, связанных с военными действиями или торговыми эпизодами, когда Степану Ивановичу пришлось иметь дело со Стеном Стуре Старшим… Иван Андреевич Колычев сражался против шведского регента и мог знать его лично, однако этот факт сам по себе еще ничего не объясняет.

О карьере Степана-Стенстура известно крайне мало. Таких высот, как отец, он не достиг, но одно время — видимо, в 1530-х или 1540-х годах — был дядькой (воспитателем) Юрия — родного брата будущего государя Ивана IV. Великий князь Василий III, их отец, благоволил Колычеву.

Однако в военных предприятиях Московского государства этот представитель рода Колычевых совершенно незаметен: документы того времени не упоминают его ни в качестве воеводы, ни даже в качестве воинского головы — командира рангом пониже. Это очень странно, если учесть, что отец Степана Ивановича был крупным полководцем и его положение должно было хоть в какой-то степени перейти к первенцу. В России XVI столетия составлялись подробные списки («разряды») воинских назначений — в полки и гарнизоны, на строительство крепостей. Они дошли до наших дней в хорошем состоянии. Таким образом, в распоряжении современного историка имеется мелкоячеистая сеть, которой можно «выловить» любого мало-мальски значительного военачальника. Эта сеть «не захватила» Степана Ивановича; следовательно, на армейском поприще он был никем.

Нет данных и о службе Степана-Стенстура в административном аппарате державы. Последнее, допустим, как раз неудивительно: бумаг, содержащих сведения о руководстве центральных русских ведомств того времени, сохранилось ничтожно мало. Так что Степан Иванович мог занимать довольно высокий управленческий пост, но служба его не отразилась в сохранившихся источниках[5]

. Настораживает другое.

Служебное положение младших братьев Степана Ивановича хорошо известно. Второй сын Ивана Андреевича, Михаил, стоял очень высоко в московской служебной иерархии. Он был наместником в Новгороде-Северском, воеводствовал в Смоленске, в Думе получил звание окольничего, а умер в 1570 или 1571 году. Третий сын Ивана Андреевича, Иван Иванович Лобанов-Колычев по прозвищу Рудак, был не менее заметным деятелем: строил крепость в Заволочье, ходил в окольничих. Иван Иванович Умной, младший (пятый) из братьев, служил у князя Андрея Старицкого дворецким, угодил в опалу, затем опять-таки вышел у Ивана IV в окольничие, к тому же получил, как и отец, почетный пост конюшего — при дворе слабоумного царского брата Юрия; бывал в полковых воеводах и даже участвовал во взятии Казани в 1552 году. А потомство его достигло выдающегося положения в опричнине. О детях Ивана Ивановича Лобанова-Колычева (по прозвищу Умной) еще пойдет речь в этой книге. Иными словами, при сыновьях Ивана Андреевича эта ветвь Колычевых не захудала и не потеряла влияния из-за государева гнева. Братья-Ивановичи в службах были благополучны — все вышли в «министры» и «генералы», на худой конец доходили до уровня «замминистра».

Но старший брат почему-то в чинах не рос…

Документы и летописи XVI столетия не донесли известий об опале, которая могла сразить его. Весьма вероятно, что существовали иные препятствия для его карьеры. В монахи он не ушел — это известно точно. Возможно, ему мешало слабое здоровье — или же большая набожность, тяга к книжной премудрости. Служилый аристократ того времени мог быть сколь угодно начитанным «книжником», но только во вторую очередь, а в первую — военачальником и администратором, по гроб жизни обязанным служить государю «мечом и советом». Если у Степана Ивановича склонность к духовному просвещению оказалась преобладающей над служебным предназначением, то в чинах он высоко подняться не мог.