Митрополит Филипп

Житие святого Филиппа говорит о его отце в самых общих словах, как о знатном и благочестивом советнике великого князя Василия Ивановича, «украшенном многими добродетелями, исполненном ратного духа, большом знатоке Божественных заповедей и государевых законов»^{1}. Каков был Степан Иванович на войне — бог знает; ничем особенным он себя не проявил, по армейской стезе, как уже говорилось, не пошел. А вот его ученость — вещь весьма возможная, и она-то могла отвадить потомка грозных воинов от воеводской работы. Да и к сыну его, человеку, без сомнения, «книжному», эта страсть могла перейти от отца.

Как бы мало мы ни знали об отце будущего митрополита, о его матери известно еще меньше. Звали ее Варварой, а в конце жизни, постригшись в монахини, она приняла имя Варсонофия. Автор Жития ласково именует ее «многоцветущей и плодовитой лозой». Что ж, детьми эту женщину Бог и впрямь не обидел. В популярной литературе ее называют «набожной женщиной», опираясь на сам факт принятия ею иноческого сана. Но ее постриг может объясняться совершенно иначе: после смерти мужа и ухода старшего сына Федора в монахи ей не на кого было опереться, и монастырь оказался наилучшим исходом. Принятие пострига после кончины супруга было обычным делом среди русских женщин старомосковской эпохи.

О семейном быте четы Колычевых Житие сообщает всего в нескольких строках: супруги соблюдали Закон Божий и Заповеди евангельские, жили в достатке, много жертвовали «сирым и убогим», были глубоко верующими людьми и любили друг друга. Как уже говорилось, достоверность Жития в той его части, где рассказывается о молодости святого, оставляет желать лучшего. Так что эта картина в равной степени может быть абсолютно верной и совершенно выдуманной — плодом благочестивых раздумий автора…

Помимо Федора, у Степана Ивановича было еще трое сыновей: Прокофий, Яков и Борис. Все четверо числились в новгородских помещиках. Из них первые три сына ушли из жизни бездетными. Быть может, Прокофий и Яков умерли рано — на государевой службе их не видно; во всяком случае, заметного положения они не добились.

Продолжил род только Борис Степанович, но у его детей потомства не было. Вообще, Борис Лобанов-Колычев, в отличие от отца и старшего брата, пошел по традиционному пути служилых аристократов. Это был военный человек, к зрелым годам выслуживший воеводские назначения. Его отличал незаурядный полководческий талант. Зимой, в начале 1558 года, он участвовал в набеге на ливонские земли, занимая пост воеводы сторожевого полка. Весной того же года из Ругодива (Нарвы) к ливонскому городу Сыренску было отправлено русское войско, а ему на подмогу вышли «головы» с новгородскими отрядами — Борис Колычев старшим, да с ним Василий Разладин-Квашнин. В июне Сыренск пал. В июле Борис Степанович во главе ертаула (передового отряда) большой русской армии успешно громил ливонцев в поле. Месяц спустя его отряд захватил города Раковор и Пор-хол. Сентябрь принес Борису Степановичу еще одну громкую победу. Он разбил немцев у Голбина: положил на месте множество вражеских воинов, взял в плен 34 ливонских дворянина и при этом потерял всего троих русских. Поздней осенью он участвовал в тяжелых боях с ливонцами у Рынгола[6], пребывая в чине третьего воеводы Большого полка. Тогда нашим приходилось туго… Несколько месяцев спустя Борис Колычев вновь отправляется в поход: его определили под начало князя Юрия Кашина, командовавшего полком правой руки в крупном русском соединении, отправленном на Ливонию. Войско вернулось домой с победой, наголову разгромив немцев у городка Чествин. Таким образом, в первые месяцы 1559 года армейская карьера Бориса Степановича складывалась весьма успешно, у него были отличные перспективы. Этот человек был таков, каким должен был стать Федор Колычев и каким он никогда не стал. Младший сын в каком-то смысле заменил старшего, прожил его судьбу. Между 1559 и 1561 годами его биография пресеклась, каким образом — неизвестно.

По крайней мере один из сыновей Бориса, Венедикт, пережил и отца, и самого митрополита Филиппа. Известно, что в 1571 году он женился на дочери Ивана Замыцкого. В карьерных делах Венедикт Борисович следовал отцу, был военным, однако высоко не поднялся — числился среди новгородских помещиков Деревской пятины.

В 1561 году Филипп вписал в заупокойный помянник Соловецкого монастыря имена своего отца Степана, матери, инокини Варсонофии[7], и брата Бориса. Как судьба обошлась с двумя его другими братьями — Прокофием и Яковом, — остается только гадать. Возможно, к тому времени они еще были живы, но с той же вероятностью могли умереть намного раньше, еще в юности, и потому не попали в соловецкий помянник.

Огромное, разветвленное семейство Колычевых в XVI столетии процветало на службе. А если сложить воедино все поместья и вотчины, которыми владели его представители, то получится территория, равная по площади небольшой европейской стране. Биографии Степана-Стенстура и его сына Федора выпадают из общей судьбы рода.