Митрополит Филипп

Что касается последнего, то его молодость никак не «улавливается» в «сеть» военной документации того времени. Он обязан

был служить и по происхождению своему мог претендовать на высокие посты в армии, аппарате управления или при дворе. За Колычевыми, в частности за ближайшей родней Федора Степановича, числились очевидные заслуги перед престолом. Как старший сын, рожденный старшим из братьев предыдущего поколения, он оказался во главе всей ветви рода. И что же? Ни один разряд ни разу не упоминает его на военной службе. Ни один документ не свидетельствует о том, что Федор Степанович занимал какой-то административный пост. Это необычно. Может быть, он до тридцати лет просто не успел подняться высоко? Что ж, не исключено… И всё же надо учесть одну особенность старомосковской цивилизации: юноши-дворяне начинали службу с очень раннего возраста. В 15 лет они уже могли быть призваны в поход «конны, людны и оружны». Стало быть, к тридцати годам у Федора Степановича было за плечами никак не меньше полутора десятилетий службы. Так почему же он остался невидим для разрядов?

Выдвигались гипотезы, согласно которым Федор Степанович мог оказаться на службе у князей Старицких — или, скажем, у Юрия Дмитровского — удельной родни Василия III. Документы, где записывались службы при удельных дворах, не дошли до наших дней, так что проверить это предположение невозможно. Да оно и не кажется правдоподобным: если Степан-Стенстур служил великому князю Василию Ивановичу, зачем ему было определять сына-первенца ко двору удельного князя? Ведь такая служба была «честью ниже», чем служба при великокняжеском дворе. Разве он не хотел добра крови и плоти своей? Но и отвергнуть эту идею напрочь тоже нет оснований: кое-кто из родни Федора Степановича служил тогда у Старицких…

В 30 лет Федор Степанович мог уйти в монахи, поскольку не был женат. Ясно только одно: у него не было супруги в тот момент. Но была ли она раньше? Прийти к тридцатилетнему рубежу, не изведав брака, — крайне необычный выверт в судьбе знатного мужчины XVI века. Одно из двух: либо до принятия пострига будущий митрополит все-таки был женат, но его супруга рано умерла, не подарив ему детей (а генеалогические памятники говорят о его бездетности), либо он с юных лет подумывал о судьбе инока и потому сознательно уклонялся от брачных уз, а отец не стал его неволить. Если верно второе, то Степана Ивановича надо считать человеком большой мудрости и удивительной мягкости: он согласился с нежеланием сына-первенца продолжать род, хотя это шло вразрез с обычаями служилой аристократии.

Житие говорит о юных годах Федора Колычева следующее: он сторонился «пустошных игр», любимых другими детьми, предпочитая им «книжное учение». Родители приохотили его к «художной хитрости — Божественному писанию», и мальчик полюбил читать. Степан и Варвара Колычевы ласкали сына и баловали его.

Как отпрыск знатного семейства, он должен был освоить ратную науку, прежде всего получить навык верховой езды. К нему приставили молодых парней, обязав их почаще ездить верхом с Колычевым-младшим. В ту пору молодой человек, чтобы не отстать от сверстников, должен был как можно больше бегать, скакать на коне, бороться, упражняться в стрельбе из лука и участвовать в жестоких кулачных боях. Аристократ осваивал также правильное обращение с оружием, прежде всего с саблей и боевым топором, узнавал от старших обо всех известных им тактических уловках и походных обычаях русской армии.

Приобщаясь к «воинской храбрости», Федор все-таки больше тянулся к книгам, к молитве, к Священному Писанию.