Миттельшпиль

— Вы полагаете, герр Эрик, что война может начаться в любой момент? — Мольтке не удержался, чтобы не ответить своему сопернику и конкуренту. — Формально британцы только подают надежды, но держатся в стороне от франко-русского союза. Да и французы, как показала война русских с японцами, могут проигнорировать союзнический долг и наплевать на подписанные договора, если это не понравится Лондону. Париж более играет в независимость, вот только эта независимость все больше и больше становится фикцией. Так, что я пока не вижу никаких предпосылок французского вмешательства, даже если Петербург сцепится с Веной.

— А я, герр Хельмут, убежден в противоположном. Если бы все зависело от нас и австрийцев, то я уверен, что один окрик с нашей стороны посадил бы венцев за стол переговоров. Влияния на Габсбургов, чтобы привести их в чувство, у нашего кайзера хватит. Русские еще не отошли от последствий японской войны. Их премьер, убежденный сторонник сохранения хороших отношений с нами, имеет достаточное влияние на царя, чтобы убедить его решить дело миром. Обе стороны приносят друг другу формальные извинения и ограничиваются не менее формальными наказанием виновных. Конфликт исчерпан и честь государств соблюдена. Но слишком много заинтересованных в эскалации данного конфликта. И Лондон, и Париж будут пользоваться нынешней ситуацией, чтобы довести дело до войны. Они к ней не готовы, но мы не готовы к действиям в такой ситуации еще больше.

Прусский военный министр замолчал. Тишина нарушалась только шелестом облетающих листьев и шумом шагов военных. Каждый обдумывал сложившуюся ситуацию и пытался найти выход. Тирпиц поглаживал свою бороду, которая, как не странно, очень напоминала бороду русского адмирала Макарова и довольно громко сопел. Мольтке потел и мешки под его глазами набухли еще больше. Да и кажущийся невозмутимым Фалькенхайн снял фуражку и периодически приглаживал седоватый ежик на голове. Молчание затягивалось и становилось уже натянутым.

— Итак, господа, — пруссак первым решил прервать молчание. — Думаю, что армия и флот должны высказать свое единое мнение по поводу наших дальнейших действий. Я предлагаю поддержать герра Тирпица. Герр Альфред, на следующем совещании, вы изложите наше общее мнение кайзеру. Можете говорить и от моего имени. Мы не готовы к возможной войне на два фронта…

— И от моего тоже, — пересилив себя произнес Мольтке. Невзирая на то, что Фалькенхайн был его соперником (Хельмут не без основания предполагал, что пруссак метит на место начальника Генерального штаба и только известная фамилия, и заслуги Мольтке-старшего позволяют ему сохранять свой пост и свое влияние на Вильгельма), но то, что в этих словах был определенный резон он не мог не признать.

Тирпиц молча кивнул. Германская военщина пришла к единому мнению — нужен мир, поскольку к такой войне они пока не готовы. Но никто из участников этого импровизированного совещания не мог представить себе дальнейшее развитие событий. А пока они направились к выходу из парка, где их уже давно ожидали экипажи. Они еще находились в Потсдаме. Но все государственные учреждения работали в Берлине, куда им и следовало ехать. Кайзер также не собирался задерживаться во дворце Сан-Суси и готовился к переезду в Берлинский городской дворец. Вследствие изменения международной обстановки терять время на перемещения между городами были непозволительной роскошью.

Австро-Венгрия. Вена, посольство Великобритании. Июнь 1909 г.

Изначально, еще до приезда в Вену Пэкинхэм понимал, что идея о развитии инцидента в войну, мягко говоря, наивна. Даже не столько наивна, сколько выражала ожидания руководства, не особо связанные с реальными событиями. Как бы австрийцы не горели жаждой мщения, но бросаться в бой, причем с выходом в нейтральные воды, было бы с их стороны большой глупостью. Так что, вместо орудий заговорили перья, и министерства иностранных дел обоих государств обменивались полноценными бортовыми залпами нот и посланий. Становилось понятно, что если не вмешаться, то дело будет спущено на тормозах и потоплено в бюрократических баталиях.

Пэкинхэм не был наивным юношей и примерно представлял причины, двигающие Британией. Так или иначе столкновение с Германией было неизбежным. Проклятые гунны били по оплоту английской мощи, по ее промышленности и торговле. Кроме того, опоздавшие к разделу колониального пирога тевтоны были настроены «восстановить справедливость» силой оружия. Cудьба подкинула шанс стравить германские государства с Россией. И выждать момент пока обе стороны не измотают друг друга а затем разгромить как одних, так и других при помощи Парижа.

Конкурента нужно было устранять, причем желательно чужими руками.