Мхитар Спарапет

— Мы уезжаем, Мовсес, — сказал Тэр-Аветис. — Ты останешься здесь.

Мовсес зажегся маковым цветом. «А молодка, видать, прикипела к сердцу инока!» — подумал Тэр-Аветис и обрадовался этому: человек, имеющий дом, жену и детей, будет зубами защищать свою честь, свою землю, родную страну.

— Останешься здесь, — продолжал он, — до прихода турок. А там соберешь о них нужные сведения и вернешься в Алидзор.

Тэр-Аветис помолчал, посмотрел на жалкий шалаш и добавил:

— Да смотри захвати с собой и Арусяк. Не оставляй ее здесь. Это моя воля и мой приказ. Ну, Горги, нам пора.

Они не дождались возвращения Арусяк — зачем лишний раз смущать бедняжку? Пусть будет светлой ее радость, быть может, очень недолгая. Тэр-Аветис крепко пожал руку Мовсеса и вышел на улицу. За ним последовал Горги Младший.

Их путь лежал на Ереван.

Был уже вечер, когда они перешли мост через Раздан и поднялись на вершину прибрежных скал. После жаркого дня в воздухе еще все дышало зноем. Река громыхала. Мутные, неукротимые воды ее бились в теснине ущелья. На скалах лепилась Ереванская крепость, твердыня с толстыми стенами и несокрушимыми башнями.

— Крепка, проклятая! — сказал Тэр-Аветис, измеряя взглядом высоту крепостных стен.

Направились в Дзорагюх, что громоздился на левом берегу реки. С высоты как на ладони предстал весь Ереван. Город расположился во впадине, в окружении садов и кварталов Конда и Анапата.

Крепость была единственным укреплением на подступах к городу. В ней расположился персидский хан Мирали со своим войском и всеми приближенными. С севера Ереван был открыт всем ветрам и всем врагам. И только ущелье Раздана, охватывающее его с трех сторон, делало город неприступным.

Ереванские армяне жили в семи больших кварталах, отделенных один от другого узкими полосками садов. Прибрежные кварталы Хнкен и Дзорагюх напоминали селения Сюника. Дома здесь поднимались лесенкой: кровля одного служила двором другому. Селилась в этих кварталах одна беднота. И не было вокруг ни деревца и ни клочка земли.

А вот квартал Цирани в районе Конда выглядел иначе. Здесь дома были двухэтажные, высились они по обеим сторонам хоть узких, но улочек. Ворота у всех окрашены в красный цвет. Вниз к реке спускались густые сады. Квартал Цирани господствовал над городом и, если смотреть на него издали, производил впечатление цитадели. Жители Цирани и Конда славились своей храбростью и непримиримостью к врагу. Обитали там в числе армян и так называемые армянские боша, цыгане, во всем солидарные с воинственными своими соседями-армянами.

Во впадине и на северных холмах располагались кварталы Каранка, Анапата, Берда, Еркуереса и Зоравора. Здесь улицы были более или менее прямые, дома благоустроенные, едва просматриваемые в густой зелени.

В скалах Конда протекал снабжающий город водою открытый канал, проведенный еще в одиннадцатом веке армянским князем Апиратом. Канал служил горожанам и как ров для защиты от врага.

— Вот он, наш Ереван, — с грустью сказал Тэр-Аветис, — сердце страны армян. Не будь сейчас такой угрозы со стороны турок, не ходили бы мы с тобой вокруг да около.

— Значит, мы живем без сердца? — вздохнул Горги Младший.

— Вот так-то, друг мой. — Тэр-Аветис махнул рукой. — Идем лучше дальше. Вон уж небо как темнеет. Не успеешь оглянуться, ночь нагонит.

На улицах Дзорагюха бегали смуглые, большеглазые, удивительно живые детишки.

Вот зазвонили колокола церкви святого Саркиса. Из ворот и калиток посыпались старики и старухи. Крестясь на ходу, они спешили в церковь.

В Конда народу было больше. На пришельцев никто не обращал внимания. Жизнь тут кипела. Торговля шла прямо на улицах. Громче других кричал продавец овощей.

— Тархун, тархун!.. — надрывался он.

На маленькой площади несколько молодых людей сбивали войлок, свернутый валком. Они били его палицами, топтали ногами, катали из конца в конец площади. Кто-то громко напевал:

Войлок, войлок, большое бревнышко.Был я ханом, а стал игрушечкой…

Сидевшие поодаль на камнях и приступочках молодки и девушки весело посмеивались, о чем-то перешептывались и при этом виртуозно работали спицами. Все они жевали жвачку.

Двор церкви святого Саркиса был заполнен ереванцами. Служба кончилась. Перекидываясь новостями и остротами, люди не спеша расходились.

Тэр-Аветис и Горги Младший не без труда протиснулись сквозь толпу и вошли в полупустую церковь. Преклонили колени и перекрестились.

В алтаре мерцали две-три свечи. Мимо прошли монах и два священника. Они тоже не обратили внимания на пришельцев. И это окончательно обозлило Тэр-Аветиса. Он крикнул вслед удалявшимся:

— Мы здесь чужие, эй, люди! Не оставаться же нам ночью на улице?

Монах обернулся, с минуту смотрел на них, затем недовольно сказал:

— В городе есть постоялый двор, идите туда.

— Негостеприимные вы люди! — покачал головой Тэр-Аветис. — А может, у нас в карманах нет и ломаного гроша, тогда как быть? — И, не дожидаясь ответа, зашагал к выходу.

Во дворе он зычно крикнул, обращаясь к скучившимся у двери нищим: