Нелегко, наверное, было найти судью, который разбирался бы в криптографии, однако, как оказалось, обычный судья апелляционного суда не горит желанием объяснять студентам-математикам, какие статьи им разрешено писать, а какие нет. Апелляционный суд девятого округа постановил, что программный код – это способ самовыражения и, следовательно, защищен Первой поправкой к Конституции США: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, ограничивающего свободу слова или печати». В общем, дело закончилось победой сил света. Если вы хоть раз покупали что-нибудь в интернете, или посылали электронное письмо, или проверяли баланс своего банковского счета, то при этом вы использовали программное обеспечение, легализации которого добился Фонд электронных рубежей. И к счастью, рядовые сотрудники АНБ не настолько продвинуты. Если уж им под силу взломать какой-то шифр, будьте уверены, у террористов и гангстеров это получится не хуже.
Среди репортеров, освещавших криптовойны и сделавших себе имя на этом, была и Барбара. Она наточила зубы на репортажах о заключительных этапах борьбы за гражданские права в Сан-Франциско и быстро разглядела сходство между сражениями за Конституцию в реальном мире и в киберпространстве.
Так что она оказалась благодарной слушательницей. Вряд ли я сумел бы объяснить какие-то тонкости своим родителям, однако Барбара ловила все на лету. Задавала толковые вопросы о наших криптографических протоколах и процедурах соблюдения секретности, причем иногда я даже не знал, как ответить. Например, она указала на несколько слабых мест в наших защитных мерах.
Мы включили иксбокс и вышли в сеть. Вокруг комнаты для совещаний обнаружились четыре открытые точки доступа к Wi-Fi, и я дал программе задание переключаться между ними через случайные промежутки времени. Барбара сразу уловила ключевой момент: икснет – это, по сути, тот же интернет, только немного медленнее, зато все действия выполняются анонимно и не могут быть отслежены.
– Что дальше? – спросил я, закончив лекцию. От долгих разговоров у меня пересохло во рту, кофе отдавался изжогой. Кроме того, Энджи под столом стискивала мне руку так, что хотелось поскорее закруглиться и уйти куда-нибудь в укромное место, чтобы закончить процесс примирения после нашей первой ссоры.
– Дальше начинается журналистика. Вы уйдете, а я тщательно изучу все подробности вашего рассказа и постара- юсь найти как можно больше подтверждающих фактов. Прежде чем опубликовать, покажу вам весь подготовленный материал и дам знать, когда планирую обнародовать его. Попрошу вас больше ни с кем не говорить на эту тему, потому что это настоящая сенсация и она не должна быть запачкана досужими домыслами прессы и дезинформацией от ДВБ. Мне придется обратиться за комментариями в ДВБ, но я постараюсь сделать это так, чтобы максимально обеспечить вашу анонимность. И разумеется, я заранее извещу вас об этом.
Немного поразмыслив, Барбара добавила:
– И попрошу вас твердо уяснить: это история больше не ваша. Отныне она принадлежит мне. Я постараюсь достойно отблагодарить вас за столь щедрый подарок, однако вы не имеете права что-либо видоизменять в ней, опускать любые детали или мешать моей работе. Колеса завертелись, и машина набирает ход. Понятно?
До сих пор мне не приходило в голову посмотреть на дело с такой стороны, однако ее доводы звучали вполне разумно. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Моя история превратилась в боевую ракету. Может быть, она упадет там, куда нацелена, может быть, собьется с курса, но в любом случае ее не остановить. В ближайшем будущем я уже не смогу принадлежать сам себе – я стану публичной фигурой. И весь мир узнает, что старшеклассник Маркус Яллоу посмел бросить вызов Департаменту внутренней безопасности.
И тогда мне конец. Я стану ходячим трупом.
Видимо, у Энджи зародились те же самые мысли, потому что ее лицо позеленело.
– Пойдем отсюда, – сдавленно произнесла она.
Мама и сестра Энджи опять куда-то ушли, так что вопрос, где нам провести вечер, решился сам собой. Время было уже позднее, родители давно поужинали, но они знали, что я собираюсь к Барбаре, и не стали бы ругать меня за позднее возвращение.
Поднявшись к Энджи в комнату, я не испытывал ни малейшего желания включать иксбокс. Хватит с меня икснета на сегодня. В голове билась только одна мысль: Энджи, Энджи, Энджи. Я слишком давно живу без нее, в изнуряющей тоске, зная, что Энджи на меня сердится, никогда больше не заговорит со мной, никогда не поцелует.
И в глазах Энджи читалось, что она испытывает то же самое. Мы закрыли дверь в комнату. Меня охватило жгучее желание, похожее на многодневный голод, на испепеляющую жажду, когда играешь в футбол три часа напролет и мечтаешь о стакане воды.
Похожее – но не такое. Гораздо сильнее. Я никогда еще не испытывал ничего подобного. Хотелось поглотить ее, слиться с ней в единое целое.