Мне есть что вам сказать

В конце Троянской войны город лежит в руинах, население вырезано. В живых осталась небольшая группа жителей. Их возглавляет Эней. Выбор у них один – бежать через море в поисках новой родины. Во время странствий их преследует Юнона, царица богов, мстительная и суеверная до глупости. Наконец, они прибывают к предначертанной им земле, в Италию. Я не ошибся, именно предначертанной. В поэме нам постоянно напоминают, что Италия – место, предназначенное судьбой, особое место, зарезервированное богами для тех, кто выживет после резни в Трое. Вергилий всячески обозначает связь между Троей и местом будущего Рима. Нам сообщают, что давным-давно призрачный герой по имени Дардан покинул Италию и направился в Трою.

Другими словами, для Вергилия важно, чтобы мы думали, что троянцы имеют право вернуться в эту страну в силу определенной связи, санкционированной мифом (хотя согласитесь, троянцы имеют гораздо менее внушительные территориальные притязания на Италию, чем евреи на Палестину). И конечно, когда Эней и его товарищи прибывают в Италию, там уже живут люди, коренное население, и они смотрят на вновь прибывших со страхом.

Эней и троянцы оказываются втянутыми в войну с Турном и итальянцами, латинами. По видимости, это борьба за руку прекрасной Лавинии, но ее имя совпадает с географическим районом вокруг города Лавиниум. Это борьба за землю и власть. Латины живут в регионе Лаций. Троянцы хотят жить там. Кто-то должен уступить. Лаций, к слову, находится на западном берегу Тибра. Для последних шести книг поэмы это значит bella, horrida bella: война, свирепая война.

Кто тут прав? Чью сторону должен, по нашим понятиям, принять Вергилий? Для поэта не столь великого это не вопрос. Энеида – политический заказ, поэма, написанная, чтобы ублажить императора Августа. Это эпос, прославляющий основание Рима. Вергилий был римлянином. Он мог бы демонизировать всех, кто мешал величию Рима. Мог очернить Турна, чтобы Эней засиял ярче. А что он делает вместо этого?

С полным почтением я советую всем, кто серьезно относится к арабо-израильскому вопросу, почитать кульминацию поэмы в Книге XII и посмотреть, как лучший поэт Рима решает трагическую дилемму.

Турн спасается бегством от разъяренного Энея. У него нет оружия, только камень, и, когда он пытается бросить его, кровь его леденеет, подгибаются ноги, он в смятении. А Эней вооружен гораздо лучше, у него новое копье и меч, которые выковал ему Вулкан. Останавливается ли его рука? Оказывает ли он милость побежденному? Нет.

Он мечет копье подобно черному вихрю. Оно пробивает внешний край семислойного щита, проходит сквозь латы и вонзается в бедро Турна. Затем, когда Эней встает над ним, сраженный латин поднимает руку в универсальном и вечном жесте капитуляции. Секунду или две, пока мы читаем последние 20 строчек эпоса, троянец медлит. Он опускает занесенную руку с мечом, пока вдруг его взгляд не падает на трофей на плече Турна, портупею Палланта, другого троянца, которого убил Турн.

Охваченный яростью и страшный в своем гневе Эней дает волю мщению и убивает Турна. В ярости он вонзает меч в грудь своего врага, и, по словам поэта, «объятое холодом смертным тело покинула жизнь и к теням отлетела со стоном»[175]. Вот и все. Конец.

Вы откладываете «Энеиду», как обычно пишут на задней стороне обложки блокбастера, с трудом переводя дыхание, в состоянии глубокого потрясения. Всех поражает внезапная жестокость Энея. И всем жалко Турна. И в этом величие поэмы и Вергилия. Его чтут на протяжении многих веков, потому что он обладает моральной силой и поэтическим чутьем, помогающим видеть трагедию обеих сторон.

Эней не виноват в том, что ему пришлось искать новую родину в Италии. Это было предопределено богами. И в любом случае, где еще должны были жить троянцы, если и на земле, и на суше их преследовала ненависть Юноны? И бедные латиняне не виноваты, что они жили именно в том месте, которое судьба предназначила для новой нации.

Помню, как я жевал фалафели в кибуце, готовился к очередной 12-часовой смене мытья посуды и думал: «Бог ты мой, а ведь Вергилий прав. Вот как надо рассматривать Израиль и вытесненный палестинский народ. Можно поддерживать право Израиля на существование и верить в предназначение Израиля так же страстно, как Вергилий верил в судьбы Рима, и в то же время сочувствовать страданиям тех, кто был вынужден уступить».

С поэмой Вергилия в руке вы тоже начинаете по-новому смотреть на врагов Израиля. В некоторых последних сообщениях корреспондентов The Spectator есть что-то, конечно, от непримиримости Юноны. Я вспоминаю гневную речь Юноны в Книге X, в которой она осуждает троянцев и их незаконные поселения. «Вправе троянцы чужие захватывать пашни, грабить, вторгаясь в страну латинян с факелом черным», – говорит она, негодуя на то, что Юпитер допустил это. И здесь, думаю, впору вспомнить Иэна Гилмора и его сторонников, которые обращают внимание на нарушения деклараций ООН, расстрелы, непропорциональные потери арабов.