Мне хорошо, мне так и надо…

На работе Марине было хорошо, она чувствовала свою востребованность и нужность, и даже после съёмок её финальная фраза «смена закончена, всем спасибо» звучала в её устах веско и значительно. Марина была в своей стихии. И как бы она не старалась привнести в свою жизнь иные смыслы, работа в ней оставалась самым важным и значительным делом. Впрочем, этот главный фактор по поводу своей навязчивой привязанности к работе Марина не осознавала, зато был резон, лежащий на поверхности — деньги. Марине было нужно довольно много денег, чтобы удовлетворять свои растущие потребности. Она не ездила отдыхать за границу, не тратилась на образование детей, зато покупала дорогие вещи. Небольшая красная немецкая машина была её гордостью. Марина сидела за рулём и ощущала себя самодостаточной, независимой деловой женщиной, которая сама себя обеспечивает, и поэтому ни перед кем не обязана отчитываться. Машины нужно было периодически менять, каждый раз покупая модную престижную марку. Вот, например, корейская Киа — отстой, на такой машине ездить стыдно, её никто не покупает. Кто «никто» — Марине было трудно объяснить. «Общество», её круг — вот кто. Она достигла немалого положения и должна ездить на хорошей машине. Марина даже приучилась часто говорить окружающим, что деньги для неё — не проблема. Теперь Маринины коротковатые пальцы были унизаны кольцами. Каждый год она покупала себе средней руки бриллианты. Кольца завораживали её своим блеском. Увидев кольцо в магазине, взглянув на нешуточную для Марины цену, она начинала так сильно его хотеть, что не могла удержаться от покупки, любовалась им на пальце и, слегка ужасаясь своей расточительности, успокаивала себя, что она наконец-то имеет право и заслужила. Другим женщинам ювелирные изделия дарили мужчины, Марина же дарила их себе сама, уподобляясь бедным одиноким женщинам, которые сами покупают себе букеты. Вынужденная самостоятельность наполняла Марину гордостью, что она может обойтись без посторонней помощи; с другой стороны, она понимала, что гордиться тут особо нечем. Марина обожала одеваться: молодёжный стиль, лосины, блузы, высокие сапоги. Это было стильно, и как Марина полагала, очень сексуально. По-настоящему женственных вещей она носить так и не научилась, в её гардеробе не было ни платьев, ни каблуков.

В перерывах между съёмками Марина бывала одна, не особенно тяготясь своим одиночеством. Она взахлёб читала женские романы, смотрела по компьютеру фильмы, как правило, иностранные, российские, как она говорила, теперь ничего не стоили. Молодые режиссёры ничего не умели, а мэтры состарились. Ни в театры, ни на концерты она никогда не ходила. Сама того не замечая, Марина повторяла расхожие растиражированные мнения, речь могла идти об искусстве, литературе, политике. Общественная жизнь её собственно мало интересовала, зато она с невероятным интересом могла ждать международной премьеры «50 оттенков серого». Какой такой особый шарм можно было отыскать в этой весьма банальной порнографии с претензией на философский охват современной действительности, Марина не понимала, но пыталась на эту тему порассуждать: она его любит, она с ним спит, она рожает от него ребёнка. В выделении этих этапов женской биографии Марине виделась необыкновенная глубина.

Неделя у Марины проходила по строгому графику: бассейн, косметичка, массаж. По вечерам традиционные два бокала красного вина в одиночестве. Она теперь пила каждый день. Доктор ей сказал, что красное вино ей просто необходимо.

С определённой регулярностью Мариной овладевали приступы депрессии. Она меланхолически целыми днями валялась голая под одеялом, отвечая на телефонные звонки и читая разные посты в Фейсбуке. Настроение у неё было хуже некуда. К счастью, эти приступы были недолгими. Жизнь продолжалась со своими повседневными заботами. Марина горячо взялась добывать через знакомых в Америке мотоциклетный шлем для бывшего любовника, оператора, с которым она когда-то работала. Сколько раз ей пришлось говорить этим людям спасибо, оператор себе даже не представлял. Для друзей Марина была по-прежнему готова на всё.