Мне скучно без Довлатова

В. Максимов.

И снова захихикала брюнетка.И я заметил, как она мила.Лицо белей японского фарфорапри густо-антрацитных завитках.Прелестный рот с чуть вывернутой губкой,вернейший признак сильных, даровитых,таинственных и чувственных натур.И темный взор, быть может, слишкомтемный,в котором можно видеть что угодно,любую приписать ему идею,любой безумный замысел, — а там,за этими полночными зрачками,уже таятся жар и пониманье.А может, это просто мышеловка,

которая про мышку знает все?..Когда мы вышли, два на Спасской било.Шли через мост мы из Замоскворечьяк Остоженке, и я, как истый кавалер,взял даму под руку, беседуя галантно.Пустая, тепловатая Москвалистом шуршала, лужами блестела.Мы говорили про туманный Запад.Да что там? Чудеса. Там леший бродит.Там Пикассо, Хэмингуэй, Стравинский,и Фолкнер, и Шагал. Да и у насполным-полно талантов.«Читали вы Платонова?» — «Читали». —«Цветаевой Марины „Крысолова“?» —«Читали». —«Читали „Зависть“ Юрия Олеши?» —

«Да, все читали — это гениально». —«Вы слышали, что Пастернак как будтоРоман закончил и стихи к нему?» —«О, Пастернак! Вы помните вот это:„Я больше всех обид и бед, конечно,За то тебя любил, что пожелтевший,С тобой, конечно, свет белей белил“?»Переходя Садовое кольцо,я обнял спутницу за плечи,как бы спасая от автомобиля.Промчался черный мерседес посольский,повеяло бензином и духами,ночной Европой, музыкой, простором,артериальной кровью, клокотавшейв телах и дизелях, венозным смрадом,соединявшим Рим и Византию,

Нью-Йорк, Варшаву, Лондон и Москвупод безграничным дымом этой ночи.Свистели поезда на Комсомольской,и пролетел мотоциклист, которыйбыл вороным и бледным, три шестеркизмеились на щитке у колеса.И девочка с Вавиловской заставыбыла ему блудницей Вавилонской.Сверкали лакированные джинсы,сверкал распаренный металл «Харлея».Наездница, фарцовщица, писюхавлепилась в кожаный его доспех,и сгинули они. По осевойпромчались «Чайки», мотоконвоиры,ГАИ и пеленгаторы — НикитаСергеевич Хрущев спешил на дачу.

Мы переждали их и перешли кольцо.И самый первый ложный луч рассветазажегся над высотными зубцами.Во дворике кромешном стоял убогий флигель —наша цель. Я проводил ее до подворотни,взял телефон. «Итак, до послезавтра».И попрощался. Через десять летмы навсегда забросили друг друга,и через десять лет в такой же час,расставшись на вокзалесо спутницей моей, я понял:вот и молодость прошла,и дальше в этой непробудной жизнинет для меня ни страха, ни греха.1974

МНЕ НЕ ХВАТАЕТ ДОВЛАТОВА

Мне не хватает его могучей фигуры у Пяти углов в Ленинграде, в таллинском Кадриорге, на улочках Гринвич-Вилледж.