Читаем Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений полностью

Своеобразным сжатым подведением итогов и уроков исторических штудий по проблемам холодной войны за последние (переломные во многих случаях) 20 лет явился одним своим объемом приковывающий внимание критический отклик на выход в свет в 2009 г. трехтомной «Кембриджской истории холодной войны»[1141]. С ним в журнале «Foreign Affairs» (что само по себе знаменательно) за март-апрель 2010 г. выступил профессор военной истории из Королевского колледжа в Лондоне Лоуренс Фридман. Название обзора также говорит о многом: «Обмороженный. Раскодирование холодной войны; 20 лет спустя»[1142]

. В развернутой рецензии Фридмана много спорного, но и трудностей, возникших у него, как у рецензента столь объемного и многопланового труда, было также с избытком, хотя бы потому что его редакторы решили ограничиться минимальным вмешательством в тексты коллектива авторов. Он насчитывает 75 компетентных и заслуживших признание исследователей, которые придерживаются не только установленных ими самими правил организации материала, но и во многих случаях выражают несхожие взгляды на все происходившее на земле после 1945 г. Этот разнобой затронутых тем плюс желание редакторов отдать должное человеческому измерению истории эпохи протяженностью более, чем в четыре драматических десятилетия, насыщенных кризисами и спонтанными изломами, способен любого рецензента поставить в тупик. В заочном диспуте с авторами и редакторами монументальной, первой в своем роде коллективной истории холодной войны, Фридман выбирает наиболее разумный, а, может быть, и единственный возможный путь. Он извлекает те само собой напрашивающиеся выводы из сплетения суждений и гипотез множества авторов, которые могут противоречить друг другу, но сходятся чаще всего в главном, что и составляет концептуальный остов труда.

Нам же сейчас важно то, что Фридман, критично отзываясь о самоустранении редакторов издания от задачи представить систематизированный и согласованный взгляд на предмет исследования, пытается восполнить этот пробел собственными рассуждениями – иногда глубокими и точными, иногда поверхностными и расплывчатыми, но вместе с тем отражающими в целом современное состояние аналитических разработок по истории холодной войны на Западе. Характерна, в частности (и здесь Фридман солидарен с Хобсбаумом), констатация той относительной стабильности, которой отличалась эпоха холодной войны, «оставшейся холодной». Сегодня «общим местом, – пишет Фридман, – являются рассуждения о рациональности и предсказуемости действий советского противника прежних лет в отличие от сегодняшних врагов Вашингтона»[1143]. Более того, Фридман ставит под сомнение сам термин «холодная война» по причине того, что он «создает преувеличенное представление об особом значении конфронтации между двумя сверхдержавами»[1144]

. Собственно холодная война, утверждает Фридман, поясняя свой вывод, очень схожий с рассуждениями Хобсбаума, лишь «центральная часть» всей истории, которая в полном согласии с идеей пространства времени, оказалась насыщенной более длительными процессами, воплощенными в деколонизации, распаде европейских империй, экономическом подъеме в Азии, в особой роли объединяющейся Европы и феномене приобретающего новые политические формы и влияние ислама[1145].

Фридман с похвалой отзывается о стремлении редакторов трехтомного труда наиболее полно представить панораму рассматриваемого периода путем «аналитического подхода к конфликту» с привлечением данных социальной, интеллектуальной и экономической истории. Он высоко оценивает то внимание, которое авторы уделили идеологическим проблемам, не ограничиваясь противопоставлением советского коммунизма и либерального капитализма США. Фридман находит важным и то, что авторы не упустили из виду вариативности тех идейных течений, которые повсеместно бросили свой вызов как советскому марксизму, исчерпавшему себя, так и американизму в его различных ипостасях. Попытки отвоевать друг у друга идейную монополию дополнялись обострением проблемы стратегической безопасности в связи с появлением атомного оружия. Кстати, от военного историка, коим является Лоуренс Фридман, можно было бы ожидать более обстоятельного и критического анализа материалов по данному кругу вопросов, представленных в трехтомнике. Но рецензент ограничился ставшим давно традиционным упоминанием о «вкладе» ядерного «сдерживания» в «некую стабильность»[1146]

, сохранявшуюся до падения «железного занавеса» и установления новой расстановки сил на мировой арене, имеющей сегодня все признаки хаоса.

Сведения об авторах

Гайдук Илья Валерьевич

 – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИВИ РАН

Гиголаев Герман Ефимович – кандидат исторических наук, научный сотрудник ИВИ РАН

Гриневский Олег Алексеевич – Чрезвычайный и полномочный посол, профессор, руководитель центра Института Европы РАН

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза