Мо

Камеры стояли везде, весь этот треп про частную жизнь – разговоры в пользу бедных. Правда, доступ к полному наблюдению был далеко не у всех. У Алекса такой доступ был. Был, само собой, у Антона, у главы безопасников, медики тоже могли приглядывать за вверенным контингентом, но в соответствии с полномочиями и получив специальное разрешение. В жилых отсеках у самого Алекса и всех членов Совета камеры, конечно, не ставились, прослушка тоже была исключена. Максимум просматривались коридоры в целях безопасности. И браслеты они тоже не носили, хозяева ошейники не носят. Праздного любопытства к личной жизни других у Алекса не было, своя собственная жизнь была слишком насыщенна, забита под завязку разными задачами, которые требовали концентрации внимания и просчета разных комбинаций. Они неделями могли обсуждать с Антоном новые идеи, разрабатывали всякие многоходовочки – честные, а чаще не очень. Для решения текущих вопросов вроде наведения порядка, бесперебойного снабжения, сопровождения уже налаженных торговых сделок – для этого у Антона были другие заместители или помощники. Но с Алексом они обсуждали основную стратегию, так сказать, политику партии. На время решения всех этих интересных задач оба максимально концентрировались, не пили, ели немного, не замечая вкуса, отвлекать их в это время по текущим вопросам было строго запрещено. Но когда комбинация была полностью разыграна, оба позволяли себе уйти в полный отрыв. Бухали не один день с большой компанией приближенных, женщин особо не запоминали, могли спьяну играть в баскетбол, швырять пустые бутылки в экран кинотеатра или вылезти на тросах повисеть за бортом Станции. Как говорил Антон, «поблевать в открытом космосе». Романтик хренов! Благо охрана вовремя разгоняла свидетелей, чтобы не ронять авторитет Смотрителя в глазах простых обывателей. Среди жителей Станции он был идеалом: всегда собранный, умный, справедливый, в отлично сидящей военной форме. Отец нации, пример для подражания молодежи, тайная мечта молодых женщин. Алекса тоже уважали, женщины на него заглядывались. Многие готовы были провести только ночь и потом всю жизнь вспоминать. Правда, вспоминать тихо, не делясь подробностями, с такими женщинами всегда грамотно работала служба безопасности, немного шантажа, запугивания – и все детали оставались за дверями элитных отсеков. Алексу было интересно наблюдать, как вытягивались их красивые мордашки, когда герой их грез оказывался не героем, а совсем наоборот, чувство власти и страх в их глазах давали ему больше кайфа. Были на Станции и специально обученные красотки для разных развлечений, жили такие отдельно, благо начальников, любящих досуг, на огромной Станции было много. Вроде элитных гейш для высших чинов, красотки первого разряда. Алекс, кстати, их не очень любил, весь этот профессионализм лез впереди красивых глаз и длинных ног, становилось неинтересно. Как манекены, все одинаковые, штамповка, да и с психологической обработкой космических гейш явно перегнули. А вот приблизить кого-то посимпатичнее из обывательниц Станции было ему гораздо занимательнее. Новая игрушка, чаще одноразовая, поиграл и убрал в дальний ящик до лучших времен. Правда, лучшие времена для забытых игрушек никогда не наступали.

Новенькая из лаборатории привлекла его внимание. Не настолько, чтобы забыть про свои основные задачи, но вызвала некоторое любопытство. Скорее всего, игрушка будет не простая, головоломка. Тем интереснее. Многие дела он разрабатывал, глядя в плоский тонкий планшет, иногда выводил проект на идеально белую стену. Несколько раз смотрел по камерам, чем занимается новая игрушка, это отвлекало от текущих задач, когда проблема не решалась и надо было ненадолго отключить мозги. Жизнь ее особо интересной не назовешь. Строем в столовую, потом лаборатория, вечерами бег и часовые заплывы в бассейне. Но, видимо, что-то в голове у нее там крутилось, раз такие километры наматывала, что-то гнало ее вперед. Он сам часто бегал, когда казалось, что впереди тупик и задача не решается.