Мобильность и стабильность на российском рынке труда

Опираясь на панельные данные РМЭЗ НИУ ВШЭ за 2000–2012 гг., мы показываем, что:

1) мобильность между основными состояниями на российском рынке труда значительна, а состояние неактивности играет существенную роль в адаптационных процессах на рынке труда;

2) работники бюджетного сектора отличаются слабой подвижностью по сравнению с работниками рыночного сектора;

3) неформально занятые и экономически неактивные имеют более высокие шансы попадания в безработицу (чем формально занятые); это особенно заметно у мужчин;

4) безработные мужчины с большей вероятностью получают работу в частном формальном секторе, а безработные женщины – покидают рынок труда;

5) динамика безработицы практически полностью объясняется интенсивностью входных потоков, а изменения в оттоке практически на нее не влияют;

6) наблюдаемые интенсивность и направленность потоков хорошо согласуются с действующей в России институциональной конфигурацией (российской моделью) рынка труда.

Особенности мобильности в рамках российской модели рынка труда описаны в разделе 4.2. В разделе 4.3 мы кратко представляем данные и используемую технологию работы с ними. В разделе 4.4 обсуждаются направленность, интенсивность и структура основных потоков на рынке труда. В разделе 4.5 анализируются индексы мобильности. В разделе 4.6 приводятся оценки, полученные на основе динамической мультиномиальной логит-модели (Д-МНЛ). Раздел 4.7 представляет результаты декомпозиции потоков рабочей силы, соединяющих безработицу с иными состояниями. Заключение подводит итоги и формулирует выводы для экономической политики.

4.2. Российская модель и следствия для мобильности

Анализ потоков не имеет смысла вне более общего контекста функционирования рынка труда. В постсоветский период в России сложилась и закрепилась особая модель. Ее основным отличием признан неконвенциональный режим приспособления к шокам – адаптация происходит, как правило, через изменение ценовых, а не количественных параметров [OECD, 2011; The Oxford Handbook of Russian Economy, 2013, ch. 29]. При значительном падении ВВП мы наблюдаем слабый и очень инерционный отклик агрегированных показателей занятости и безработицы, но быструю и сильную реакцию со стороны цены труда. Подобная картина наблюдалась во время всех кризисных эпизодов (1992, 1994, 1998, 2008/09, 2014/15), но так было – хотя и с обратным знаком – в период быстрого экономического роста в нулевые годы.

Так, за 2000–2008 гг. ВВП вырос на 66 %, а общая численность занятых всего лишь на 6,2 % (численность занятых в организациях даже сократилась на 3,5 %). При этом безработица снизилась с 10,6 до 6,2 %. Сильно изменилась и отраслевая структура занятости. В кризис 2008–2009 гг. ВВП сократился на 8,5 %, занятость опять изменилась слабо, а безработица ненадолго подросла до 8,3 %. Однако затем безработица очень быстро стала отыгрывать назад и вновь сократилась до 5,5 %, продолжились и сдвиги в структуре занятости. Реальная зарплата при этом (в 2009 г.) потеряла 3,5 % [Труд и занятость, 2013, с. 32]. Таким образом, приспособление зарплаты во все шоковые эпизоды устойчиво доминирует над приспособлением численности занятых.

Что стоит за такой реакцией? Как уже неоднократно отмечалось, подобный отклик предполагает определенную конфигурацию институтов рынка труда. Одни институты (законодательство о защите занятости и используемые при этом административные процедуры) подтормаживают количественные колебания в численности занятых, а другие (минимальная зарплата, пособия по безработице, «двухслойное» строение зарплаты) дают возможность трудовым издержкам свободно подстраиваться как вверх, так и вниз. Но эти же институты могут влиять и на мобильность рабочей силы. Так, российские институты, связанные с формированием оплаты труда, увеличивают неравенство в заработках, в частности за счет вариации в их переменной составляющей, но тем самым они провоцируют дополнительные наймы и увольнения. Низкие пособия должны дестимулировать вход в безработицу и стимулировать скорейший выход из нее. Жесткость правил, регулирующих трудовые отношения в формальном секторе, стимулирует экспансию неформального сектора, в котором преобладают краткосрочные трудовые отношения, т. е. интенсифицируются перемещения разного рода и в разных направлениях. К тому же, демпфирующее влияние на потоки со стороны законодательства об увольнениях отчасти компенсируется неполным и выборочным инфорсментом формальных правил.

В итоге мы ожидаем, что сформировавшаяся модель адаптации рынка труда проявляется и в конфигурации потоков рабочей силы. Можно предположить, что потоки должны быть интенсивными, но при этом несимметричными, стараясь обходить безработицу стороной. Но имеют ли такие ожидания эмпирическое подтверждение?

4.3. Эмпирические данные и логика анализа