Мое частное бессмертие

Но Зиновий Б., председатель группы, обещал, что после парада отведёт меня в Докторскую Школу за анкетами (откуда только пронюхал?!).

21 июня 1933 года, Кишинёв.

Но Кишинёв оказался ещё прекрасней, чем я думала.

Мы шли колоннами.

Мальчики в бриджах, девочки в шортах-юбочках.

Барабаны с валторнами – по краям.

Проспект был параден: края тротуаров остры, побеленные деревья держат выправку.

Мы встали у Триумфальной арки. Солнце пело на её золотом циферблате.

Теперь я могла вертеть головой по сторонам, рассматривать колонны, флаги.

Вот «Халуц» («Первопроходец» – ивр.)… вот «Поалей Цион» («Трудовики Сиона»)… Другие полотнища, с вензелями королевского дома, с круторогими буйволами и пучками колосьев – не были мне знакомы.

Любопытные толпы горожан обступали площадь.

Верзилы-жандармы отлавливали за шкирки проказников-детей, пытающихся затереться среди нас.

И Триумфальная арка высилась в нашу честь.

А сразу после парада подходит ко мне футболист Нахман Л.

(бывшая симпатия! ха!) и с равнодушной миной протягивает конверт. «Что это?» – я состроила ему такое же скучное лицо. «Зиновий передал!» – выдавил он из себя.

То был конверт из медшколы при Казённой Больнице – с анкетами для поступления.

До сих пор я понимала мир как рамку. Гора, река, скороидущее небо над ними, косодеревый Оргеев, мощённый в торговой части, были сколочены по мне как рамка (даже бегущий юноша-футболист – и тот приходился мне троюродным братом).

Но профессор Будеич вышиб её своею смертью.

Но – ура!

Я поступлю в докторскую школу.

Я перееду в Кишинёв.

И… родюсь… рожусь там заново!

5

Через 40 лет.

Витя Пешков (её внук).

Кишинёв.

Мне было 10, почти 11 лет, когда случилось то, что случилось, и мы поменяли квартиру с Ботаники[8] в Центр. Подальше от Долины Роз с её проклятым озером в толстых ивах и топких берегах.

Но зато с нами Лебедев стал жить.

Пока мы жили на Ботанике, Лебедев был только гость. А когда переехали в центр, то пришёл с туристским рюкзаком и поселился с нами.

Да, теперь я его видел каждый день. 7/24.

Но он был такой изящный, весёлый, со светлой бородой и песочно-карими, всегда задерживающимися на тебе глазами, что всё равно как гость, а я люблю гостей.

Он подкинул мне общую тетрадку сливового цвета:

«Это хронограф! Просто пиши, что было! В двух словах!

Но каждый день!..»

«А нафиг?»

«Ну чтоб от Геродота не зависеть!»

«Кто это? – не понял я. – Геродот?»

И посмотрел на маму.

– Это в том смысле, – предположила мама, – что человек сам в ответе за свои поступки, так, Лёха?..

– Нет, не так! – поморщился Лебедев. – А только чтоб Пафнутием не назвали!..

– Каким ещё Пафнутием? – мы с мамой прыснули.

Один Лебедев остался суров.

– Пройдёт 100 лет – и кто докажет, что ты был Витька? – просверлил он меня взглядом. – А не Пафнутий!.. Не говоря уж – через 1000 лет!..

Смешно, короче.

Ну да ладно.

Хроники так хроники.

Тем более что он приз обещал: абонемент на «Нистру»[9] – если буду эти хроники писать.

Хроника 1

(Пока только в уме, но скоро – и на бумаге!)

Красную цену себе в дворовом нашем футболе я не осмеливаюсь назвать и сегодня.

Апель и Гейка играли лучше, Аурел и Волчок – бесстрашнее и грубее, толстый Хас, Вовочка и Боря Жуков не превосходили меня ни в чём, но были ветераны двора, а я пришёл лишь в 1972-м, как одноклассник Хаса, когда мы переехали с Ботаники в Центр.

Пока я жил на Ботанике, мы с Хасом не были друзьями, а только учились в одном классе.

Но теперь я жил на 25 Октября, 67, а он на Ленина, 64, это через два квартала.

Стали ходить из школы вместе. Мимо Политеха, планетария, художественного музея… мимо кинотеатра «Патрия», закусочной «Огонёк»… мимо дома правительства, биржи болельщиков на Пушкинской… мимо Главпочтамта и магазина «Военная книга» (усёк, тов. Геродот?!)…

И тогда он спрашивает – а сколько пацанов у тебя во дворе?

Я признался, что всего двое: я и ещё один малый из 2-го класса, правда, здоровый.

А у них наберётся на три команды, похвастал Хас. Не считая ма

лых. И они играют за ЖЭК-10 на «Кожаный мяч».

И это ещё не всё.

Для игры ЖЭК выдаёт им форму с гетрами!

Слишком красиво, чтоб быть правдой!

Hадо ли говорить, что на Ботанике ни у кого не было формы. Тем более гетр.

Заслушавшись, я проводил его до Ленина – Армянской, это целый лишний квартал, и тогда он говорит: приходи играть после обеда.

«А уроки?» – хотел спросить я, но постеснялся.

23 апреля 1972, Кишинёв.

Бабе Соне я соврал, что уроков не задали. Она с трудом усадила меня обедать.

Через полчаса.

…Хас поджидал меня на ступеньках «Спорттоваров».

Издалека я увидел его.

В квадрате футбольных белых трусов с красными лентами по бокам и в шерстяных чёрных гетрах с белой поперечинкой на икрах он выглядел пугающе спортивно для колобка и душки, каким я знал его по классу.

Мы двинули по 25 Октября.

Повернули на Армянскую возле «Дома быта».

Беспорядочный людоворот повлёк нас вдоль Кремля центрального рынка, но Хас не растворялся в толпе.